Пробыв около трёх дней в Абакане, у Юли и Андрея, и встретив мой
несуществующий в этом году день рождения, мы с Полиной отправляемся далее на юг, в
направлении Саяногорска, намереваясь увидеть Саяно-Шушенскую ГЭС.
Мчась по необъятной степи, мы смотрели на горы Саянского хребта, постепенно
выраставшие перед нами. Водитель нам поведал, что Саяногорск был выстроен совсем
недавно, с образованием ГЭС и Саянского Алюминиевого завода. Ранее на этом месте
существовала лишь небольшая казачья деревня Означено, что по легенде, рассказанной
нам водителем, была образована по приказу Петра Великого как пограничная крепость.
Далее стояли непроходимые горы, за которыми простирался Урянхайский край, так в
прошлые века называли Туву. Енисей, протекающий через эти горы по узкой долине, здесь
начинал своё величественное путешествие по ровным просторам.
Наличием этой долины и было в основном обусловлено строительство плотины
невероятных размеров. В форме дуги, шестисот метров в радиусе, длиной около километра
и высотой в двести сорок метров, она сдерживает водохранилище, извивающееся среди
гор на протяжении пятисот километров до самого Шагонара в Туве.
Водитель довёз нас до посёлка Майна, точнее до Майнской ГЭС, спутницы Саяно-
Шушенской, отстающей от неё на двадцать километров и регулирующей сброс воды в
Енисей. К посёлку Черёмушки, образованному вместе с ГЭС, мы подъезжали на
микроавтобусе-катафалке, сидя прямо на деревянном гробу, правда пустом, а четверо
наших жизнерадостных попутчиков, ехавших туда же за «грузом», настоятельно
рекомендовали нам сходить в горы. По их словам, относительно недалеко, в пяти часах
ходьбы, располагается самая высокая вершина в регионе – Борус.
Вообще, все местные люди оказались на редкость дружелюбными и приветливыми.
Это мы стали замечать, когда около меня, просто идущего по дороге, останавливается
микроавтобус, видимо заинтересованный моим ярким одеянием, и приглашает нас занять
там места.
Оказалось, что в машине ехали местные альпинисты, собиравшиеся подняться до так
называемой избушки Пелехова и произвести там замену окон и дверей. Среди них был
один по имени Олег, который на следующий день собирался совершить восхождение на
главную вершину, и он зовёт нас с собой! Другой, которого звали Саша, был
радиолюбителем и имел с собой УКВ радиостанцию, мы некоторое время разговаривали с
ним про радиосвязь, и, в довершение всего, он приглашает нас остановиться у него в
Черёмушках по возвращении. Ошеломлённые разворачивающимися вокруг нас событиями,
мы с трудом были способны поверить в реальность.
Тут кончается дорога, мы выходим, к моему рюкзаку добавляется ещё и деревянный
брус, и мы продолжаем подъём пешком. Надо вам признаться, я ни разу до этого не ходил
в горные походы, и это для меня оказалось неплохим физическим испытанием. Через
каждые метров двести мы останавливались у предусмотренных для этого столиков,
сколоченных из грубо обтёсанных досок. На третьей такой остановке мы на дереве
увидели прибитую к нему лакированную табличку с надписью, имевшую оттенок
издевательства: «С ЛЁГКИМ ПАРОМ!»
Вскоре тайга начала редеть, свидетельствуя этим об уже достаточно большой высоте,
и, выйдя на открытое место, мы долго стояли, зачарованные гористой тайгой,
раскинувшейся у наших ног на многие десятки километров. Тут начался корумник, так
называют склон, покрытый каменистой россыпью, где ты скачешь по этим, иногда
шатающимся, валунам как горный козёл. Помнится, как мы, сидя на этих камнях и созерцая
необъятные дали, шутили:
– Костя, знаешь, там возле избы сухостоя уже давно нет, сходи, пожалуйста, за той
сушиной, видишь, во-он там внизу.
Однако, моим мытарствам скоро должен был настать конец. Миновав перевал, мы
спустились в долину, окруженную со всех сторон горами, с расположенной там избушкой
среди редкой поросли кедрача. Там уже горела печка, варился суп, и стояло ведро горячего
чая. Эх, всегда бы так!
Понятно, что в пятницу вечером мы там были далеко не одни, так что остаток вечера
выдался до изнеможения весёлым. К всеобщей радости добавился ещё и факт моего, хоть и
не существующего, дня рождения. Позднее, когда многие были уже изрядно навеселе,
молодёжь начала учинять приколы вроде намазывания сажей физиономии друг у друга,
смывая это затем поливанием водой на морозе.
К тому времени места на нарах уже не оставалось, да и под нары мы втиснулись с
трудом. Не рекомендую такие места людям, резко вскакивающим во сне.
Поутру, мы шли в горы не выспавшись.
Борус, любимое место сборищ альпинистов со всей страны, имеет несколько
маршрутов различной категории сложности. Олег повёл нас по лёгкому маршруту
категории 1-Б, по гребню, что не представляет особой сложности для бывалых
альпинистов, нам же пришлось поработать в полную силу, к тому же ещё сильно досаждал
колючий ветер с микроскопическими кусочками льда. Несмотря на яркое солнце, у одного
из поднимавшихся замёрзли ноги, и весь поход был под угрозой срыва, если бы не
Полина, одолжившая ему запасную пару носков.
Спуск наш руководитель решил совершить по более сложному маршруту категории 3-
Б.
Что тут началось! Это уже не по гребню, этот маршрут «в лоб» и без страховки, не
было даже ледоруба! Короче, улететь и уехать было где.
Периодически поглядывая вниз, мы испытывали иллюзию, что подножие горы не
становится ближе, как будто мы стоим на месте. Зато позднее, спустившись на
достаточную высоту, мы могли уже свободно ехать, скользя по насту и не боясь камней.
Вечер в избушке был таким же как и предыдущий, за исключением того, что нас уже
чествовали как покорителей Боруса.
Не скажу, что по итогам своего первого похода я полюбил горы навсегда, видимо это
просто не моё, как, скажем, и сплав на катамаранах, ведь есть же люди предпочитающие
это тому же автостопу, хотя я с удовольствием пошёл бы ещё раз в горы или на сплав.
Дело в том, что я не люблю походы, я люблю путешествия. Меня в гораздо большей
степени волнуют дальние страны и тысячи километров, моря и железные дороги, народы
и их языки, да, конечно, красоты природы, хотя и не в той степени.
После этого мероприятия с восхождениями мы, благодаря гостеприимству Саши,
целую неделю «закисали» в Черёмушках, где у нас был просто какой-то энергетический
кризис; с трудом отрывая голову от подушки, мы через окно взирали на закрывающие небо
огромные скалы, вздыбившиеся на противоположном, правом берегу Енисея.
Сашина квартира в самой обыкновенной блочной пятиэтажке была просто сверху
донизу заставлена различной радиотехнической аппаратурой, эту картину дополняли
около пяти чёрных кабелей, тянувшихся из форточки на крышу. Он использовал эту
квартиру в основном как радио лабораторию, проводя огромную часть времени в делах и
дома у родителей. По этому он предоставил нам неограниченную свободу действий, мы
стирались, готовили, отдыхали, а в то время, когда он был дома, я увлечённо беседовал с
ним о радиотехнике и наблюдал, как он устанавливал связь на коротких волнах с
радиолюбителями отдалённых регионов России, Западной Европы и Японии.
Время от времени, мы ещё ходили по посёлку и обнаружили уникальную вещь:
трамвай. Ну и чего особенного? Да?
Всё дело в том, что раньше в Черёмушках проходила железнодорожная линия для
подвоза грузов к строящейся ГЭС. Сейчас, единственный не разобранный короткий
участок этой линии используется под трамвай, возящий людей на работу. Честное слово,
такое чудо техники я видел впервые! Штучно изготовленные в Ленинграде по
специальному заказу, всего четыре или пять вагонов, адаптированные под
железнодорожную колею, они, как некоторые утверждают, были пригнаны сюда, когда
ветка ещё не была разобрана. Представьте себе трамвай, у которого двери расположены по
обеим сторонам и водительские кабины по обоим концам вагона! Нечто!
Маршрут у него растянулся километров на десять вдоль Енисея, от ГЭС до конечной
остановки, где рельсы безвозвратно уходят в кусты.
Проезд – бесплатный, что, согласитесь, мы ценим превыше всего, и что лишь
добавляло к уникальности этой вещи.
Но при всём этом, здесь, в Черёмушках, всё ещё оставалась не посещенной самая
главная достопримечательность – Саяно-Шушенская ГЭС. При помощи своих знакомых,
Саша меня туда провёл… Вход как у дворца культуры или театра, через который
попадаешь в зал, весь отделанный мрамором; большой стенд, представляющий собой
карту Советского Союза, испещрённую обозначенными на ней ГЭС; музей истории
строительства; огромный, изогнувшийся дугой агрегатный цех; размером с арену цирка
ротор одного из агрегатов, вынутый и отставленный в сторону на время ремонта;
бесконечный лабиринт продольных и поперечных галерей и лифтовых шахт, позволяющих
перемещаться в трёх измерениях внутри бетонной плотины – всю эту гигантскую
реальность просто невозможно было адекватно воспринять и осознать в течение всего
времени пребывания там.
Мне запомнился момент, когда я, перегнувшись через бетонный барьер, глядел с
двухсот сорокаметровой высоты вниз на слегка наклонную поверхность платины и думал,
что как было бы здорово спуститься по ней на верёвке.
От Черёмушек у меня осталось необыкновенно тёплое впечатление, но нас звало
Саянское кольцо, и вот, девятого марта мы, наконец, собравшись, выезжаем. Это был один
из тех пятидесятикилометровых дней, когда есть ты, есть трасса, и всё, больше ничего нет!
Такова уж была наша судьба, что мы постоянно попадали на трассу в выходной.
Проехали Бею, ха! Проехали! Мы там провисели четыре часа, прежде чем один
автобус подобрал нас ещё на двадцать километров до деревни Табат. Эх! До Аскиза, до
основной трассы, оставалось всего километров тридцать!
Вообще, по нашему общему с Полиной мнению, Бея является просто эталоном дыры
в самом своём печальном проявлении. Огромная деревня посреди степи, а запах! Мне
пришла в голову мысль, что это деревня-побратим города Буинска в Татарстане, по-
татарски называемого Буа. Впечатление такое же.
В Табате мы ушли в поле и поставили там палатку. Интересное это занятие, вставать
лагерем в степях, для меня, во всяком случае, это было впервые. Самое удивительное
впечатление возникает днём, когда вы вылезаете из палатки. Простор! И ваша палатка
посреди него.
Утро выдалось солнечным и по-летнему тёплым. Неподалёку от нас оказалась
огромная куча соломы, и мы стали там кувыркаться и фотографироваться. Однако надо
было поскорее выбираться из поля, потому что оно всё больше таяло и раскисало.
А машин-то не прибавилось. Дорога была пуста, и я занялся тем, что достал сибишку
и принялся ловить проходы с Украины, Урала, Новокузнецка и прочих отдалённых мест. Я
слышал всех, а меня, разумеется, не слышал никто. И тут, откуда ни возьмись,
материализовался КамАЗ до Аскиза. Там нам вдруг стукнуло в голову поехать в Абазу по
железной дороге.
Станция Аскиз приветствовала нас пустым вокзалом, по-летнему радостным
солнцем и двумя полностью сформированными составами на Абакан, которые просто
ждали разъезда. Эх! Почему нам не в Абакан?! А составы нас так и манили своими
порожними вагонами. На Абазу предвиделось что-то только вечером, около восьми. А
ведь начинало темнеть и холодать. В восемь часов действительно пошёл локомотив без
вагонов, но нас он почему-то не взял. Осталось только ему посочувствовать. Около девяти
часов всё-таки сформировался состав из трёх вагонов, к нему прицепили тепловоз, мы
переговорили с машинистом, и ура! Мы сидим в задней кабине!
Вы можете подумать, какого лешего нам понадобилось целый день торчать на
станции, чтобы уехать всего на семьдесят километров. Конечно, я отдаю себе отчёт, что
стопом мы бы за этот день съездили в Абазу и обратно раза два или три, но ведь
тупиковые железнодорожные ветки – это же в конце концов романтика! Несмотря на
тёмное время суток, было интересно высовываться из окна кабины и смотреть на
исполинские скалы, выхватываемые из тьмы пучком локомотивного прожектора, а с
другой, левой, стороны дороги тянулся Абакан, всё ещё скованный льдами. Так, где-то к
двум часам пополуночи мы доехали до Абазы, где кончалась дорога.
От Андрея и Юли, в Абакане, мне уже было известно, что город Абаза очень
молодой, и его название просто складывается из первых букв слов «абаканский завод».
Название же реки Абакан происходит из тюркского наречия, означающего «медвежья
кровь».
Через некоторое время мы уже сидели на станции Абаза, в помещении с загадочной
аббревиатурой ПТО и поглощали любезно предложенный нам чай с печеньем,
одновременно беседуя с Геннадием Петровичем, помощником дежурной. Вдруг у меня
появилась идея расспросить его о происхождении названия этого города.
– Скажите, а отчего, всё-таки, происходит название «Абаза»? Оно очень напоминает
какой-нибудь тюркский корень.
– Ну-у, «аба» – это, вроде как, говорят, медведь, а вот «за»… А-а! Не знаю!
По-моему только на таких, захолустных станциях бывает, что вас там может
приютить на ночлег дежурная по станции прямо в служебном помещении. А в восемь
часов, таким бодрым утром, вы, огорчив привокзальных таксистов, уже машете рукой
иногда останавливающимся машинам. Их водители уверяют вас о невозможности
автостопа в городе Абаза, но, будучи настоящим автостопщиком, вы, разумеется,
отнесётесь к их словам весьма скептически. Во всяком случае, всегда можно уехать на
такси с «шашечками», уже везущей кого-нибудь куда-нибудь, как мы и поступили,
опровергнув все заявления о невозможности автостопа. Недолго простояв за городом, мы
берём машину на Туву, тем самым вторично доказывая несостоятельность общего мнения
о невозможности автостопа в целом и об абсолютной невозможности уехать на Ак-
Довурак в частности.
Тем не менее, я вам признаюсь, трасса Абаза – Ак-Довурак может быть с лёгкостью
отнесена к самым красивым дорогам планеты! Это прямо как вершина мира! С самого
первого перевала вам открываются необозримые пространства: как будто все горы мира
одномоментно предстают перед вами, затем перевал за перевалом сменяют очередную
долину с бегущей по ней быстрой рекой и, иногда попадающимися на глаза, одинокими
избами. Кто в них живёт? Как правило, старики, уже доживающие свой век, ведущие
натуральное хозяйство и старый уклад жизни. Порой они увидят машину, проезжающую
мимо них по трассе, и всё. Электричества нет, вернее оно над ними в виде
семисоткиловольтной линии Абаза – Ак-довурак. Она так и тянется вдоль всей трассы
через перевалы и долины.
Изредка попадаются и посёлки побольше, как, например, расположенный в долине
реки Она (с ударением на первый слог), вымирающий поселок с нехитрым названием Он.
Вот и выходит, значит: «он на ней».
И вот мы поднимаемся на основной перевал, граница Хакасии и Тувы,
обозначенный на картах как Саянский, но называемый водителями Сотым перевалом, по
километровому столбу от Ак-Довурака. Высота – две тысячи двести шесть метров, уже
высоко над пределами лесной зоны: куда ни глянь, везде заснеженные горы. Долина внизу
под нами и то представляет собой гладкое заснеженное ложе.
Кстати, следует вам заметить, что машин и впрямь на этой дороге стало крайне мало
после наступления упадка в промышленности. Навстречу нам попалось всего три машины,
а по пути мы всё время гнались за одним КамАЗом, который тянул фуру из Абакана в
монгольский Улангом. На въездном в Туву посту ГАИ, где останавливали все машины,
нам предстояло в него пересесть, так как наш водитель вскоре собирался выгружать
абазинский щебень для отсыпки дороги и ехать обратно.
Так мы продолжили наш путь до самого Чадана, выслушивая детальные рассказы об
особенностях жизни водителя-дальнобойщика и уплетая за обе щеки котлеты домашнего
приготовления. Тем временем машина уже оставила позади горы и катила по ровным
просторам Тувы. Природа и климат за перевалом сильно изменились: по сравнению с
Хакасией было гораздо прохладнее, и кругом лежал снег, тут и там пятнами виднелись
лиственничные рощицы с опавшей на землю хвоей, не было ни сосен, ни кедрача. Занятно
было проезжать через такие рощи: дорога извивалась по тоннелю из рыжевато-жёлтых
лиственниц, смыкавших над дорогой свои ветки и закрывавших от нас горы. Перед Ак-
Довураком есть необычное место, когда-то там были асбестовые рудники, добывавшие
открытым способом. Интересное зрелище: горы без вершин! Вершины как будто срезаны
ножом!
Ак-Довурак остаётся чуть левее, и первое тувинское поселение, что предстало нашим
глазам, был Кызыл-Мажалык, что сразу за городом. Впечатление полного развала,
диаметральная противоположность научно-технического прогресса. Вообще, в целом по
Туве поражает контраст очаровывающих, ошеломляющих природных красот и этот тупик
человеческой цивилизации, а ко всему прочему ещё и местные тувинцы, пялящиеся на нас
с раскрытыми ртами и лопочущие что-то на своём языке.
Трафик за Ак-Довураком заметно оживился. В Туве перегоны между населёнными
пунктами обычно довольно значительны, тем не менее, встречаются люди, порой пьяные,
идущие непонятно откуда непонятно куда, по этому ездить за рулём по Туве следует с
повышенной осторожностью. Нам навстречу попался такой пешеход, активно, но
безуспешно проголосовавший встречной машине, затем нашему удивлению не было
предела: на дороге, тут и там стояли колёса, а точнее, все покрышки, выкинутые по этой
трассе за всё время её существования! Представьте, этот человек шёл по трассе и
развлекался тем, что находил и вытаскивал из снега колёса и ставил их поперёк дороги на
обочину проезжей части. Эти колёса стояли на протяжении около двадцати километров!
Наконец, под Чаданом, мы расстались с нашим водителем, и он продолжил свой путь
на Монголию.
Вот мы и в самом центре Тувы! Что нас ждёт? Что она нам готовит?
Не успели мы толком задуматься над этими вопросами, как останавливается первая
едущая машина – УАЗик-буханка и просто увозит нас до Кызыла! Двое тувинцев,
сидевших спереди, были очень любопытны и, как только мы сели, начали обо всём нас
расспрашивать. В Чадане они нам показали дом Шойгу, министра МЧС, сообщив, что это
его родной город. Там же произошла интересная сцена: сначала водитель спросил:
– Вы не возражаете, если мы недолго постоим у вокзала? Может, подберём
пассажиров.
– Нет, конечно, поступайте по вашему усмотрению, – ответили мы.
Тут он подъезжает к вокзалу и громко выкрикивает:
– Кызыл! Кызыл! Кызыл!
И тут наш УАЗик оказался атакован толпой, страждущих уехать, тувинцев. Их вопли
были так страшны, что наши рюкзаки со страху забились под сидения, ну-у, конечно, не
без помощи водителя, и машина забивается людьми под завязку. В тот момент, когда
рюкзаки были уже настолько напуганы, что их ни за что нельзя было вытащить из-под
лавки, я решаю сделать красивый жест и осведомляюсь у водителя, не желает ли он
посадить ещё двоих из оставшихся на улице на наши места уже, разумеется, за деньги. Но
он сказал:
– А-а! Сидите! – видимо сразу всё поняв.
Такие разъяснения порой очень важны, ибо в дороге иногда встречается
недопонимание со стороны водителя по поводу денег, хоть и крайне редко.
Как то раз, в декабре прошлого года, мне довелось ехать из Нижнего Новгорода в
Ульяновск с Аней Русановой и в Лыскове нас посадил один тип якобы до Воротынца, не
объяснив своей таксистской сути. Конечно, я это прочувствовал, но подумал: «Ничего,
прокатимся!» В таких ситуациях просто надеваешь на себя весёлое настроение и
начинаешь рассказывать о радостях автостопа, попутно выбирая хорошую позицию на
трассе. Вероятно, сказался нижегородский менталитет, но рассказа хватило аж на
пятнадцать километров! Потом он обиженно развернулся и уехал. Ничего, таких надо
учить, подумал я тогда.
Здесь же был совсем другой регион, и мы, прижатые к стенке тувинками, не
переставая трещащими что-то на своём языке, катились по заснеженным степным
просторам, раскинувшимся между Саянским хребтом на севере, слева от нас, и какими-то
ещё горами на юге, со стороны Монголии. По дороге нашему взгляду вдалеке попадались
отдельные юрты и зимовья тувинцев.
Проехали невысокий, поросший лесом перевальчик, промчались по объездной мимо
Шагонара, который, как рассказывают, представляет собой новый город, так как старый
был полностью затоплен Саяно-Шушенской ГЭС.
К тому времени дорога длилась уже около трех часов, и водитель решил остановиться
у кафешки, расположенной неподалёку от, так называемой, Святой горы. Он выбрал
именно это место отчасти из любезности к нам, чтобы мы заодно смогли ознакомиться с
этой достопримечательностью. Там было много разноцветных тряпочек-завязочек,
согласно буддистскому обычаю, и памятник, сообщающий, что Далай-лама XIV приезжал
и освятил эту гору. В той кафешке мы попробовали настоящий тувинский чай, который
заваривается по особому рецепту из плиточного чая сразу вместе с молоком и с
добавлением соли. В идеале в него добавляется ещё крохотная крупинка топлёного
бараньего жира.
Вы! Молчите! Я пробовал, это очень вкусно!
Тем временем стемнело, а мы продолжали свой путь. Город Кызыл встретил нас в
одиннадцатом часу ночи крепким морозом и полнейшей неопределённостью насчёт
ночлега. Видя нашу нерешительность и замешательство, водитель предложил нам
переночевать в этой же машине, которую он собирался ставить в платный гараж. А на
улице в это время уже было за двадцать градусов мороза. Проведя короткие часы сна в
нашем гостеприимном УАЗике, мы потом целый день бегали по городу в поисках разных
турклубов, тусовочных мест и т. д. Всё это в основном с целью найти ночлег.
Кызыл по-тувински означает «красный», однако не верьте этому названию! Он
представляет собой настолько серый город, что это вкупе с сумрачным свинцовым небом
производило на нас такое удручающее впечатление, что Полина, порой, изумлялась,
выпадает ли этот снег уже серым или становится таким впоследствии.
На самом деле в этом городе всё отопление работает на каменном угле, включая
частный сектор. Пыль оседает везде, даже на одежде горожан, рекламных плакатах и
бесчисленных портретах кандидатов в президенты республики, которые попадались порой
даже на лобовых стёклах автомашин. Просто в эти выходные должны были состояться
выборы президента, или, по-новому, председателя правительства республики Тува.
«Красным» этот город стал не сразу. Изначально Белоцарск, заложенный в 1912 году
русскими переселенцами на месте слияния Большого и Малого Енисея, он являлся
оплотом русских в Урянхайском крае и центром торговли с инородными племенами.
Мы продолжали бродить по городу и зашли даже в администрацию республики Тува,
где нам, наконец дали пару адресов турклубов города. Среди них был и университетский.
Там же я ещё разговорился с одним молодым человеком по имени Аяс, работавшим
лаборантом в Тувинском Государственном университете, находящемся через улицу от
администрации. Он любезно предложил нам оставить рюкзаки у него на работе, чтобы
нам было легче гулять по городу, к тому же он был знаком с главой университетского
турклуба, Александром Куксиным, который раньше преподавал в университете. Аяс повёл
нас по городу, показывая достопримечательности.
Вышло так, что изначально направляясь в Туру, в Эвенкию, к географическому центру
России, мы оказались в не менее интересном месте – у так называемого Центра Азии,
бетонного шпиля, обозначающего центр Азиатского континента. Он стоит прямо на берегу
Енисея, образуемого в том месте слиянием Большого и Малого Енисея, по-тувински
называемыми Бий-Хем и Каа-Хем. А сам Енисей тувинцы называют Улуг-Хем, большая
река.
Рядом с центром Азии располагается здание шаманской школы, где обучают тайным
знаниям шаманского искусства. Прямо возле него стоят две настоящие тувинские юрты,
куда надо входить, нагибаясь из-за невысокого проёма. Тут мы видим, как из одной юрты
вышла настоящая шаманка, в яркой шапочке и халате с тувинскими национальными
узорами и разноцветными ленточками, она представляла собой довольно-таки
удивительное зрелище.
В Туве, в основном распространены две религии – шаманизм и буддизм, которые
абсолютно мирно сосуществуют, даже более того, дополняют друг друга. Так, проведя нас
несколько кварталов далее, Аяс показал нам буддистский храм, где в тот момент никого не
было. Мы зашли вовнутрь и недолго постояли там. Разноцветные подвески, портреты
Далай-ламы, ковры, изображения Будды, вытканные на холсте – всё это производило
какое-то особенное впечатление чего-то необычного, нового, непознанного.
Вечером мы сидели у Аяса дома и пили тот самый тувинский чай с молоком, после
чего к нам зашёл Александр Куксин, наконец освободившийся с работы, и увёл нас домой.
Остаток вечера прошёл за просмотром фотографий из его походов в горы и беседами о
нашем путешествии. А его жена, тувинка, очаровательная Далана накормила нас сытным
ужином.
В таких смешанных семьях интересен процесс общения родителей с ребёнком, их
дочка, девочка лет девяти росла в духе двуязычного общения.
Поутру Александр отвёл нас в центр детско-юношеского туризма, который мы
безуспешно пытались найти весь предыдущий день. Его директор, Орлан Мергенович
Оюн, принял нас тепло и душевно.
Все в Туве нас уверяли, что к ним надо приезжать обязательно летом, когда тепло и
зелено, когда нет холодного ветра и когда озёра не покрыты льдом. Мы возражали, что тут,
скорее время выбирает нас, а не мы его, и что мы рады тому, что судьба нам дарует. Так,
Орлан Мергенович поведал нам, что в Туве можно сделать летом, совершить сплав на
катамаранах по верховьям Каа-Хема, или, скажем, съездить на необыкновенно красивое
озеро Тоджа, одну из главных достопримечательностей Тувы, неподалёку от местечка
Тоора-Хем, ну, или, на худой конец сходить в горы на пятитысячный хребет Мюнгюн-
Тайга, что к юго-западу от Ак-Довурака.
Всем ясно, что многое из этого требовало бы немалых средств, и, как ни странно, нас
всегда принимали за носителей оных. Это доходило до смешного с учётом того факта, что
деньги у нас уже вообще кончились, и, покупая буханку хлеба, мы расставались с
последними юбилейными монетами, имевшимися уже в хождении. Я когда-то слышал
байку о такой особенности московских автостопщиков – ездить в дорогом снаряжении, с
сотовым телефоном и радиостанцией, но при этом абсолютно без денег, сейчас я в это
поверил. Досадно, не хватало ноутбука. Нечто вроде: «Можно у Вас аккумуляторы
подзарядить, а то так есть хочется, что переночевать негде…»
Безденежье меня особенно не беспокоило, со мной уже не раз такое бывало. Я в
шутку предлагаю Полине продать её рюкзак, так как туристическое снаряжение в Туве в
два с лишним раза дороже, чем где-либо, и она, к моему удивлению, соглашается. Вещи
вполне вмещались в её штурмовик и частично у меня, так что мы оставляем рюкзак у
Александра Куксина, согласившегося поспрашивать своих знакомых.
В Кызыле мы ещё посетили скалы с росписями древнего человека и аржаны –
священные источники минеральной воды, расположенные на противоположном берегу, и
набрали там воды.
Наше пребывание в этом городе начинало немного затягиваться, и вот, в
воскресенье, семнадцатого марта, в день выборов, мы, по рекомендации Орлана
Мергеновича, отправляемся в старообрядческую деревню Сизим, расположенную в ста
двадцати километрах вверх по Малому Енисею.
Будучи немного наслышаны о жизненном укладе староверов, мы хотели увидеть всё
своими глазами.
Лёжа навзничь на мешках с мукой в бортовом УАЗике и глядя в синее небо, мы
отъехали от ничем не приметного райцентра Сарыг-Сеп, после чего стояли посреди
снежной колеи, вслушиваясь в непоколебимую тишину и думая, что нам делать дальше.
Решив немного прогуляться, мы пошли по дороге, и навстречу нам попалось
несколько машин со старообрядческими семьями: мужчины с пристальным взглядом и
длинными бородами, женщины с убранными под цветастые платки волосами и с
сидящими на коленях ребятишками. Многие из них нам приветливо улыбались и кивали.
Началось!
Как нам рассказывали, старообрядцы появились здесь в прошлом веке, переселяясь
сюда постепенно из Горного Алтая. Полагаю, это было связано с освоением русскими
Урянхайского края (Тувы). Они считаются необыкновенно гордыми и свободолюбивыми
людьми, не подчиняющимися никому; и, даже во времена Великой Отечественной войны,
многие из них уходили далеко в тайгу, не считая нужным служить в армии, по своим
религиозным соображениям. Сейчас, в современном мире, в связи с резким расширением
информационного пространства, они постепенно превращаются в обыкновенных людей,
теряя при этом свои особенности и очарование.
Разные мысли, приходившие нам в голову, тем не менее не снимали необходимости
ночлега, и, проваливаясь по пояс под наст, мы отошли от дороги к берегу Енисея, где как
раз попалась проталина, чтобы поставить палатку на сухую прошлогоднюю траву. В
примусе не было ни капли бензина, последнюю горсть рожков я варил, держа котелок над
костром; наутро оставался кусок хлеба и щепоть чая, всё.
Ночью похолодало за двадцать градусов, даже лёд потрескивал на реке, как будто кто-
то легкий ходил по нему, периодически проваливаясь под наст. Наслушавшись к тому
времени историй о медведях, рысях и росомахах, мы не на шутку перепугались. Утром,
однако, мы не обнаружили никаких следов.
Автомобиль «Нива», один из немногих, способных там проехать, застал нас
сидящими на брёвнышке неподалёку от дорожной колеи, и мы ещё некоторое время ехали
по этой лесной дороге, периодически ныряя в огромные лужи, прежде чем помчались по
сверхскоростной автомагистрали, проложенной по льду реки. Временами мы объезжали
небольшие островки-скалы, торчащие из-подо льда. А кругом вздымалась к небу горы,
поросшие тайгой…
Затем мы опять ехали по полю с торчавшим из-под снега бурьяном, оказывается, это
была конопля, причём, по утверждению водителя, эта конопля являлась по каким то там,
неизвестным мне критериям, самой лучшей, превосходящей даже таджикскую.
И вот, в понедельник, восемнадцатого марта, в первый день великого поста,
солнечным полуднем мы въехали в деревню Сизим, расположившуюся среди гор вдоль
небольшой речки с одноимённым названием.
Первым делом, мы переговорили с главой местной администрации, Антонидой
Степановной, поведав ей немного о себе и сказав, что интересуемся жизнью
старообрядцев. Она предложила нам ночлег в небольшой комнатушке, расположенной
прямо в здании сельсовета, предварительно накормив нас дома ужином и вручив кучу
разных продуктов нам на будущее. Она собиралась поутру уехать в Кызыл, в связи с
прошедшими минувшим днём выборами, и по этому заранее распрощалась с нами.
Было тепло, и всё вокруг раскисло до такой степени, что мы таскали по пуду грязи на
наших ботинках. Эта жижа подступала прямо к порогам домов, и лишь иногда спасение
приносили кое-где уложенные досчатые настилы.
Так вот и получилось, что эту ночь мы ночевали в доме под тувинским флагом. В
комнатке, предложенной нам Антонидой Степановной, размещалась только одна кровать,
оставляя ещё небольшое место на полу. Я, разумеется, предложил Полине выбор места и,
так как ей было всё равно, улёгся на кровать.
Вы не поверите, тут началось самое весёлое! Оказывается, в этой комнате обитали
МЫШИ, которые вскоре начали громко топать ногами! Последовали визги и вскакивания.
Полина, забравшаяся на кровать, стала нарушать мой едва начавшийся сон, и я, опустив
руку на пол и легонько постучав по нему пальцами, уверял её в своём хорошем чувстве
юмора. Успокоив, таким образом, и вторично уложив её на пол, я даже пожелал ей
спокойной ночи.
Конечно, это спасло ситуацию только на короткое время, и, в дальнейшем, уже мне
пришлось засыпать под мышиную возню.
Подобная ситуация на следующую ночь заставила меня задуматься об её источнике.
Прямо перед моим лицом стояла небольшая картонная коробка с аккуратной, как в
мультфильмах, норкой! Именно оттуда раздавались звуки мышиного пиршества.
– Что бы там могло быть? – поинтересовался я.
Тут Полина, радостно, в свете нашего продовольственного кризиса, восклицает:
– Макароны!!!
Я потряс коробку, и мыши быстро выскочили в приставленную к норке стеклянную
банку: ожиревшие, они не могли поверить, что теперь их ждала «Жизнь за стеклом».
В коробке, на самом деле, оказалась мука, рис, сушёный горох и чечевица,
присланные из Америки в виде гуманитарной помощи. По моему мнению, гордость
местных жителей просто не позволяла им принять всё это, и они, не желая всё же
выбрасывать добро, просто забыли о нём, предоставив всё мышам. Судя по смешанным
крупам, мыши предпочитали горох и чечевицу всему остальному, совсем не
притронувшись к муке.
На следующий день, показав банку с живыми мышами Вере Ивановне, другой
работнице администрации, я добился разрешения забрать все продукты с собой.
Так появилось неплохое медитативное занятие – перебирать крупы.
В один из таких вечеров к нам зашла Софья, девушка лет двадцати, которая
периодически приходила убираться в здании администрации; завязался разговор, а узнав
откуда мы, она произнесла такую фразу:
– Как, вы из Москвы и так просто со мной разговариваете?!
Через некоторое время мы сидели у неё дома, где было очень чисто и уютно. Это
была многодетная деревенская семья, где старшие дети уже выросли и повзрослели. При
всём этом, Софьина мать, Анисия Тимофеевна, уже давно разведённая, выглядела
невероятно молодо. Самый старший, двадцати трёх летний Иван, показал нам свои
охотничьи трофеи: рога марала и чучело головы кабарги, своеобразной, клыкастой
таёжной козы. Евгения и Софья нас просто закормили: когда тарелка в очередной раз
опорожнялась, невозможно было их убедить в том, что мы уже сыты. Потом, мы допоздна
весело общались и играли с детьми. Так продолжалось несколько вечеров кряду, причём
каждый раз нас непременно оставляли ночевать.
Планируя изначально пробыть здесь два-три дня, мы не заметили, как пролетела
целая неделя за беседами, анекдотами, играми в «мафию» и карточными фокусами.
Днём мы выходили гулять по деревне и по лесу.
Сизим и, раскинувшийся на противоположном берегу Енисея, Эржей с виду ничем
не отличались от обычных русских деревень остальной Сибири. Мы убедились в этом,
пройдясь туда по ледовой переправе. В составе сизимского сельсовета была ещё третья
деревня Ужеп, отстоящая на тридцать восемь километров вверх по течению Енисея. Туда
по скалам вела такая же сложно проходимая дорога, и утверждалось, что по ней ходит
крайне мало машин.
Однажды, теплым безоблачным днём, мы решили прогуляться по этой дороге в своё
удовольствие, где-то в уголках души надеясь на чудо – попутку до Ужепа. Мы шли, внизу,
под нами лежали заторошенные льды Енисея, над нами нависали скалы с растущими
прямо из камней деревьями, стояла тишина…
Я кощунственно нарушил эту тишину, включив сибишку, тут заговорили Норильск и
Мариуполь, Серпухов и Екатеринбург, причём с очень сильным уровнем сигнала, как при
ближней связи, а моей мощности, разумеется, не хватало, чтобы докричаться до них.
После того, как навстречу прошли три машины, и мы, наконец, решили повернуть
назад, подъехал УАЗик, водитель которого только что видел нас.
– Добрый день, можно с вами до Ужепа прокатиться?
Мы втиснулись на заднее сидение, где уже было двое людей: собственно хозяин
машины и какой-то его друг. Рядом с водителем сидела женщина лет сорока пяти с
интересным именем Устинья Салчаковна, как вскоре выяснилось ветеринар, за ней,
собственно, они и ездили в Сизим. Дело в том, что у Саши, который был за рулём,
отелилась корова, и что-то с ней было неладно.
Более того, он собирался отвозить ветеринара обратно в Сизим в тот же вечер, что
давало нам возможность вернуться.
Дорога виляла между деревьями, и вот, выезжая опять на скалистый берег, мы видим
бурлящий, никогда не замерзающий, порог на реке, как утверждают непроходимый; в таких
случаях начинаешь сомневаться в истинности рассказов о прохождении таких порогов
вверх на моторках:
– И угораздило же меня сесть на бензопровод! Ведь почти уже вышел из порога!
Двое наших попутчиков, сидевших рядом, были уже изрядно поднабравшись, и, как
это обычно бывает, принялись донимать нас самыми обыкновенными вопросами о цели
нашего путешествия.
Ужеп был вытянут в длинную полоску вдоль берега Енисея, а с другой стороны
вплотную подступали горы.
Саша пригласил нас посидеть у него дома, пока они будут разбираться с коровой,
которая почему-то не могла подняться на ноги после отёла.
Да, здесь уже многое в укладе жизни и быте отличалось ото всего, что мы видели
ранее. Чёрная кошка, свесившая хвост с русской печи, аромат свежего домашнего хлеба,
простая деревенская одежда и даже детская колыбель, подвешенная к потолку – всё было
таким, как в бабушкиных рассказах. Полное отсутствие телевидения и радио совершенно
не удивляло, просто не было того, чего там и не должно было быть. Там не было даже
постоянного электричества – дизель-генератор запускали с вечерней зари до десяти-
одиннадцати часов ночи.
Сначала, мы сидели и щёлкали кедровые орешки, наблюдая за игрой двух веселых
ребятишек, сыновей Саши, а позднее Марина, его очаровательная супруга, пригласила нас
обедать. Хлеб, суп, чай с пирожками – всё было постным, но, тем не менее, очень
вкусным.
Мне было очень интересно увидеть новорожденного телёнка, и Саша проводил меня
в хлев. Телёнок был маленький, ещё неуверенно держался на тоненьких ножках и почему-
то всё время старался просунуть мордочку между досками, чтобы меня понюхать.
Вообще, в Сибири коровы не такие, как в европейской России, они в большинстве
своём рыжей масти и длинношёрстные как кошки, так что можно погладить.
По странному совпадению, у них в тот же день ощенилась и собака, теперь лежавшая
в углу на охапке сена вместе со своими маленькими пищащими комочками.
Вскоре, когда Устинья Салчаковна уверила хозяев, что корова обязательно должна
вскоре подняться, мы собрались в обратный путь.
Наш обратный путь пролегал по той же дороге, однако было уже темно, чтобы вновь
рассмотреть пороги на Енисее; однако мне подумалось, что вся эта поездка, начиная с
моего первого приезда в Красноярск связана с этой рекой, как будто она своей магической
силой удерживает меня. И куда бы я ни направился, я обязательно встречу Енисей на
своём пути.
В Сизиме нам наотрез отказывались поверить, что мы за один день смогли просто
так съездить до Ужепа и обратно.
То была пятница, и, зная, что нам давно уже пора в путь, мы всё-таки соблазнились
на субботнюю баню, решив стартовать в воскресенье. Баня была великолепна, особенно с
учётом того, что я так не парился целых полгода.
Следующим утром, я, с трудом стоя на ногах с рюкзаком, не в меру отяжелевшим за
счёт крупы, поблагодарил хозяев за гостеприимство, и мы выдвинулись за пределы
Сизима.
Недалеко отойдя от деревни, я, не в силах больше ступить ни шагу, сбросил рюкзак и
уселся на торчащий из снега пень, намереваясь уезжать отсюда. Представьте картину: то,
что с трудом можно назвать дорогой – каша, месиво, рядом с этим в снегу стоит ярко-
жёлтый рюкзак, и на пне сидит комбезный автостопщик с сибишкой в руке и ловит
проходы, потому что больше ловить здесь нечего.
О! Машина! И мы вчетвером месим дорогу в двухместной кабине УАЗика-
головастика.
Так я не ездил давно. Вскоре мы мчались по той ледовой автомагистрали со скалами,
торчащими из-подо льда, и колеями, уходящими невесть куда вбок по протокам.
Километров через десять, машина, причалив к берегу, остановилась у какой-то заимки, где
мы были приняты за шведов, такой, дескать, распространился о нас слух. Будучи
разуверены, хозяева смеялись и поили нас молоком.
А с водителями дело было вот в чём: один из них, Антон, умудрился днём раньше
проехать сюда из Кызыла на «Волге» через всё это ужасное бездорожье, сейчас его
забрызганная машина стояла на льду у берега. К сегодняшнему дню дорога раскисла ещё
хуже, так что выехать отсюда самому ему и вовсе не представлялось возможным. Точнее,
он мог доехать до конца «автомагистрали», где его пришлось взять на трос УАЗиком и
тянуть через бездорожье почти до самого Сарыг-Сепа. Интересно было оборачиваться и
смотреть как он на своей «Волге» бороздил просторы необъятных луж.
Вася, водитель, отслуживший снайпером в Чечне, теперь занимался тем, что пилил
лес и продавал его в Китай. Его приятель, Антон, помогал ему в этом занятии.
В Сарыг-Сепе, где начинался асфальт, все мы пересели к Антону, а Вася поставил
УАЗик в чей-то двор. Прежде чем продолжить наступление на Кызыл, надо было отмыть
машину от сантиметрового слоя грязи, затем поесть куриных окорочков в местном
ресторане, что мы и проделали в ближайшее время. Поверите ли, на сытый желудок,
заснеженные степи, залитые предзакатным солнцем, воспринимались как-то по-другому.
В Кызыле мы опять остановились в центре детско-юношеского туризма, и, позвонив
Александру Куксину, с радостью узнали, что рюкзак уже продался, и можно приходить за
деньгами.
На следующий день мы, как и раньше, бродили по городу, имея намерение попасть в
Тувинский драмтеатр. Это огромное побеленное здание, отделанное морёными резными
деревянными брусьями, стилизующими его под буддистский храм с загнутыми кверху
уголками крыши, красовалось прямо на центральной площади города, возвышаясь над
всеми домами. Спектакли в нём почти всегда идут на тувинском языке, однако, имеются
места, где есть наушники с переводом. Жаль, что через пару дней должен был быть День
театра, и все спектакли были отменены, в связи с подготовкой к концерту.
Так мы не попали в этот театр, но позднее произошло другое событие, по
значимости, пожалуй, превосходящее его. Даже сейчас, когда я оглядываюсь назад, сидя за
компьютером в городе Абакане, я не могу до конца понять его мистическую суть,
настолько оно было удивительным, странным, неожиданным.
Нам ещё в прошлое наше пребывание в Кызыле поведали о существовании
одинокого буддистского храма, расположенного в степи, за Енисеем. Не успев тогда
побывать там, мы решаемся на это сейчас.
Попасть туда сейчас было гораздо сложнее, чем две недели назад, из-за того, что лёд
на реке успел подтаять, и идти по нему было бы самоубийством. Предстояла долгая
прогулка через город до ремонтируемого моста, через который можно было только пройти
пешком, а затем оттуда, по противоположному берегу, километров шесть до храма.
Отведя под это целый день, я решаюсь убить двух зайцев сразу, и, памятуя о
комбезном автостопщике у раскисшей дороги, собираюсь сделать постановочную
фотографию, ведь тогда, понятно, было не до этого.
С утра надев комбез, и набив свой жёлтый рюкзак неукомпрессованным спальником,
я пугал несчастных торговцев на рынке, буквально раскрывавших рот при моём
появлении.
На той стороне, однако, не оказалось подходящей грязюки для фотографии, мы шли
по неезженой степной дороге. И вот, вдали начал появляться храм.
Он был, видимо, очень старый и, к тому же оказался заброшен. Дверь была заперта, а
сквозь запылённые окна можно было увидеть, что внутри всё было в разобранном
состоянии, и было ясно, что там давно никто не бывал. Снаружи, облупившаяся краска
тоже подтверждала это впечатление. Однако крохотные колокольчики всё ещё висели на
задранных кверху уголках крыши.
Неподалёку от храма стояли характерные шесты со сгнившими завязочками.
Далее, два небольших домика, на одном из которых висел символический замок, а
другой был вовсе открыт. Постучавшись, заходим.
Помещение величиной около пятнадцати квадратных метров. Пусто. Никого.
Надписи краской на стенах, пацифистские значки; из предметов интерьера –
разноцветный, в буддистском стиле, комод, два стула и тумбочка, где мы обнаружили кучу
тряпья, среди которого, совершенно необыкновенную вещь – шапочку из тувинского
национального костюма, у них называемую «пёр’т». Обстановку дополняла кирпичная
печь, причём в хорошем состоянии.
Повернувшись и выйдя на порог, мы остолбеневшим взглядом смотрели на эту
необъятную степь, на храм, стоящий немного поодаль, на город, нагромоздившийся на
противоположной стороне реки. И никого вокруг. Жуть.
– Костик, а давай здесь заночуем?
Я этого, не то чтобы не ожидал…
Минутная пауза. Тут до меня начинает доходить, что у меня в рюкзаке лежит
спальник, пенка, без которой луцовский рюкзак не живёт как изделие; там примус, чай,
сахар и крупа, которые я не вынул из кармана; котелок, и тот бог весть каким образом
оказавшийся там.
Так что бы вы мне предложили ответить? Конечно, я согласился! Всё!… Всё!… Всё
предрасполагало к этому. Возле дома, под навесом, будто издеваясь над нами, стояла
разобранная металлическая двухэтажная кровать.
Картину довершала куча гнилых брёвен с лежащими на ней НЕЗАРЖАВЕВШИМИ
двуручной пилой и топором…
Хотя чистый пол в доме и отсутствие каких-либо следов на оттаявшей почве
наводили нас на мысль, что если люди здесь и были, то до того, как потеплело и сошёл
снег.
Осматривая наши, с позволения сказать, владения, мы продолжали находить
разнообразные диковинные вещи, так, в доме мы обнаружили крохотную статуэтку Будды,
заляпанный краской этюдник, множество цветастых лоскутков. Также было много вещей
более жизненного назначения: кружки, кувшин, столовые приборы и электронный
будильник; снаружи под навесом много цельных кусков стекла для ремонта окон, кирпичи,
некоторый инструмент, вплоть до тисков и паяльника, представлявшего сомнительную
ценность из-за отсутствия электричества. Кусок полиэтилена, понадобившийся мне для
того, чтобы заделать разбитое окно.
Далее, нам попалась острога, такая деревянная палка с металлическими зубьями,
предназначенная для ловли крупной рыбы; большая, надутая камера от грузовика,
вероятно, для сплава по реке; вдалеке, на свалке валялся рогатый череп коровы,
прошлогодний, судя по полусгнившей шерсти. Нам, поначалу, стало жутковато, но зато
потом мы отнесли его к развилке двух дорог, где рога стали указывать разные
направления, и сделали фотографию: «Автостопщик, быть или не быть…».
Пытаясь, поначалу, найти хоть одно «против», я обратил внимание на отсутствие
питьевой воды, наотрез пренебрегая речной, но тут, неподалёку, обнаружилась куча ещё не
растаявшего снега, и эта проблема тоже была решена.
Да. Создавалось впечатление, что единственное, чего тут не хватало, были мы.
И, каждый раз, выходя на улицу, я упирался взглядом в этот необъяснимый храм
среди полей. Было какое-то полусонное состояние, осознание нереальности, ощущение
какого-то параллельного мира.
И вот, затянутое сплошной пеленой небо, начало быстро темнеть.
Протопив дом и закрывшись в нём, собрав и установив в углу кровать, мы сидели в
темноте возле весело потрескивающей печки, через щёлочку пускающей огненные сполохи
по стенам, ели сваренный горох, пили чай и изумлялись происходящим с нами событиям.
Тут подумалось, что неплохо было бы поставить на утро будильник, чтобы иметь
больше времени в городе. Я достал из кармана рюкзака батарейку и, установив её в
будильник, хотел, было подвести время, но, взглянув на свои часы и на будильник,
обомлел… Они показывали одно и то же время. Минута в минуту. Семь - тридцать шесть.
Я в недоумении повертел будильник в руках и обнаружил, что у него, вдобавок, была ещё
отломана ручка перевода времени. Стало немного жутковато.
– Нее, братцы, это уже через чур!
А уходить, в любом случае, было уже поздно, оставалось только лечь спать.
По моему, сугубо личному мнению, чтобы чувствовать себя спокойнее и комфортнее
и, даже, может обезопасить себя от опасности «неявного» рода, следует просто не
придавать ничему значения, стараясь от всего этого отключиться. Можно поболтать с
напарником об общих знакомых, о вас, о вас, дорогие мои, или, например, просто
почитать книжку иного содержания.
В моём же случае, из сибишки раздавался трёп кызыльских таксистов. Весело.
Ночь прошла абсолютно спокойно, и, разумеется, проспав будильник, мы ещё
некоторое время ходили и фотографировали, удивляясь этому странному месту.
Выйдя на трассу и очень удачно взяв машину в объезд по новому мосту, мы доехали
прямо до дома Александра, который сразу выдал нам деньги за рюкзак.
Ура! Жизнь налаживалась!
Наконец мы могли позволить себе покупать сувениры, иначе было бы просто
кощунством уезжать из Тувы без каких-нибудь предметов национальной гордости, каким
является, например, хомус, своеобразный металлический музыкальный инструмент,
прикладываемый к зубам.
Наступила среда, двадцать седьмое марта, день прощания с Тувой.
Выйдя из машины на площади райцентра Туран, мы в течение трёх минут уехали
оттуда на небольшом японском грузовике, проверив местных таксистов на реакцию. Не
успели, ребят, не успели!
А мы ехали себе дальше с абаканцем, несколько раз на неделе возящим в Кызыл
пластиковые окна. Он неустанно говорил, рассказывая нам о местах, где мы проезжали, и
прочие шофёрские истории.
Вскоре мы поднялись на невысокий перевал, где ровно в три покинули Туву,
пронесясь мимо таблички прямо в тот момент, когда пикнули часы. В долине водитель
показал нам место, где по дороге в Кызыл встретил волка, глядевшего на него из кустов.
То был Усинский пограничный округ Енисейской губернии, который так назывался в
прошлом веке, когда земли современной Тувы принадлежали Китаю. Сам Усинск в наше
время представляет собой лишь небольшую деревню. Вот он, знаменитый Усинский тракт,
по которому русские переселенцы шли пешком через горы!
Мы поднимаемся всё выше и выше в заснеженную горную тайгу. Появились участки
мокрого асфальта с перебегающими дорогу ручьями, затем наледи и, наконец, укатанная
снежная трасса. Это – перевал через хребет Иргак-Таргак-Тайга, наивысшая точка на этой
дороге.
Именно здесь располагается знаменитый Спящий Саян, виднеющийся километрах в
десяти от дороги, огромный скальный массив, в виде лица человека, обращённого вверх.
Кажется, будто невероятных размеров человек спит, лёжа на спине и укрывшись снежным
покрывалом, с торчащими из-под него кончиками стоп. Дорога слегка огибает его,
позволяя разглядеть в разных ракурсах.
Через несколько минут проезжаем под полкой, таким бетонным навесом над дорогой,
построенным в прошлом году для предотвращения жертв из-за схода лавин. И,
действительно, над нами, на сорока пятиградусном склоне лежит толстый слой снега, на
срезе выглядящий как вафельный торт. А внизу – безбрежное зелёное море тайги…
Спускаемся. Исчезают горы, начинается сосновый бор, сменяющий тайгу. Ну чем не
Московская область!
Направляясь в Черёмушки, чтобы забрать некоторые, оставленные у Саши вещи, мы
выходим, не доехав километров шестьдесят до Абакана. До Черёмушек нам оставалось
всего около восьмидесяти километров по срезке через знаменитое Шушенское, место
ссылки Ленина. Тут даже есть аэропорт, правда, рейсов там… сами понимаете.
Едем. Вечереет. Степь, такого, тёмно-желтого цвета, залитая светом пылающих
облаков, отражающих солнце, уже скрывшееся за далёкими, синими горами, и посередине
– прослоечка нежно-голубого неба… Такую картину я наблюдаю через крохотное окошко в
кунге «Газели», пока водитель и пассажир, жестикулируя, что-то втирают Полине, едущей
с ними в кабине.
Потом, мы стояли на том самом месте, откуда месяц назад уехали на катафалке до
Черёмушек. Кольцо замкнулось. А в темноте, многочисленными огнями светилась
Майнская ГЭС.
Саша уже не питал никаких надежд нас увидеть.
Черёмушки были такими же, как и месяц назад. Трамвай стучал по рельсам, а Саша
проводил связи по радио.
Как-то мы решили съездить в Шушенское, через которое я промчался насквозь в
газельной будке, водители же, в тот момент рекомендовали Полине как-нибудь посетить
находящийся там музей Ленина.
На удивление себе, взяв прямую машину до Шушенского, мы ясным, солнечным днём
въехали на центральную площадь посёлка, где и располагался музей.
Это оказалась огромная огороженная территория, где были сохранены двадцать
девять деревянных строений в том же виде, как и сто лет назад. Всё, вплоть до атрибутов
домашнего убранства, книг, утвари, крестьянского инвентаря…
Посещение музея предполагалось в присутствии экскурсовода, которая водила нас,
рассказывая о днях минувших. Нам посчастливилось оказаться единственными на этой
экскурсии, и мы неторопясь бродили по прошлому. Просторные светлые комнаты больших
деревянных домов с предметами роскоши того времени, продовольственная лавка, кабак…
интересное слово – шкалик, шестидесятиграммовый стаканчик, далее зал суда и острог, где
держали узников. Да, всё тут было из прошлого.
Мне тут как-то подумалось, что, видимо, в нашей стране не так развит интерес к
старинному, к сохранению первозданного вида улиц, строений. Особенно после долгого
пребывания за границей, становится заметен этот принцип – «до основанья, а затем». И
непонятно, почему я должен быть обязан безграничному авторитету великого человека за
то, что имею сейчас возможность переместиться на сто лет назад, в прошлое.
Да, можно свозить дома из брошенных деревень в один «музей-заповедник», Малые
Карелы под Архангельском, Витославлицы под Новгородом, Кижи, и т.д., но ведь
достаточно… просто не разрушать это в местах, где мы живём…
Вот и выходит, что либо деревня полностью заброшена, либо там жил Ленин.
Вбив себе в голову идею посетить известный нам со школы ленинский шалаш, мы
осведомляемся об этом у экскурсовода. Она нам объяснила, что он располагается в
заповеднике «Шушенский Бор», километрах в двенадцати от посёлка, однако транспорт
туда никакой не ходит.
– Посмотрим. Большое Вам спасибо за увлекательный рассказ.
Мы выходим на окраину посёлка, в направлении, которое она нам указала, и долго
стоим на трассе, не понимая, почему водители, и без того редких машин, указывают нам,
что собираются ехать недалеко.
Оказалось, что дорога, кроме шалаша ведёт только к какой-то небольшой деревушке.
Полагаю, вы можете уже судить об интенсивности движения.
Машина, высадив нас у места, где кончался асфальт, развернулась и уехала обратно.
Прямо тянулась грунтовка, а налево, в лес, уходила дорога к шалашу. Мы пошли по ней и
через два километра вышли к озеру Перово, где и стоял «шалаш», срубленный из новых
брёвен. Здесь, как было написано, любил отдыхать Ленин во время охоты.
Идя обратно, мы настраивались на двенадцать километров обратного пути, но когда
мы дошли до асфальта, со стороны той мифической деревни показался «Газон», в кабине
которого уже было двое, и нам пришлось танцевать в кунге хип-хоп под шелест шин.
На следующий день мы отправились в Саяногорск, и, пока Полина ходила по
магазинам, я решил пройтись по городу и обнаружил там занимательную вещь.
Бесплатный дизель-поезд Саянского алюминиевого завода, или, как его ласково тут
прозвали – «Мотаня». Всё время ездя автостопом, и не особо связываясь с пригородным
сообщением, я впервые увидел дизель-поезд.
Вдруг, это бело-голубое чудо техники, вдруг зашипев дверями, начало отъезжать. Я
взобрался на сцепку у кабины заднего тепловоза и поехал. Да. Другого от меня в подобной
ситуации ожидать нельзя.
Жаль только, что на переезде не было машин. В Московской области водители
обычно так прикольно вытягивают свои физиономии… Зато тётка на переезде так
дирижировала своим жезлом, пытаясь обратить на меня внимание машиниста в задней
кабине. Я тоже решил помахать ей рукой, слёзно жалея об отсутствии фотоаппарата.
Поезд набирал ход, и шпалы слились в сплошной жёлто-коричневый ковёр. Это была
самая приятная наружная езда, она не была вынужденной, денег за проезд и так никто не
требовал. Мчась по линии, я смотрел на девятиэтажки Саяногорска, удалявшиеся от меня
вместе с горами. Наконец, в широкой степи показались трубы СаАЗа, и поезд остановился
у перрона.
Большая, приятно выглядящая площадь перед заводом с газонами и чистыми
тротуарами мгновенно заполнилась толпами рабочих, с уставшими, мрачными лицами. А
проходная продолжала всеми тремя дверями выплёвывать наружу отработавший
материал. Это был конец смены.
Все эти люди стали заполнять вагоны поезда, и так сидели с серыми лицами, с
мутным, отупевшим взглядом.
Я вышел из поезда, сначала, было, пересев со сцепки в вагон. Вскоре «Мотаня»
отправилась обратно, а я вышел на дорогу и через некоторое время взял машину до города.
Водитель заинтересовался стандартным рассказом о моей поездке, уже, наверное,
сотым по счёту за это время. Я, в свою очередь, расспросил его о местной
железнодорожной сети. Очевидно, здесь существовало железнодорожное сообщение с
внешним миром, а в последнее время, как вы уже, впрочем, заметили, я проникся
уважением к этому виду перемещения, «второму роду автостопа».
Он мне сказал, что в степях, дальше, за СаАЗом, в сторону деревни Новониколаевка,
и впрямь существует станция Саяногорск, что там, из вагонов, приходящих с завода,
формируется и отправляется два, а когда и три поезда в сутки до станции Камышта на
магистрали Абакан – Междуреченск.
К этому времени мы пробыли в дороге, в общей сложности, уже почти четыре
месяца; заметно потеплело, мне стала нужна другая обувь, кое-какие вещи. Позвонив в
Москву Андрею Чудо, я попросил его связаться с моей мамой, и выслать всё мне поездом
в Абакан. Через трое с половиной суток поезд ожидался в Абакане.
Пора в путь. Абакан в ста десяти километрах. Трасса – устойчивый поток иномарок.
Всегда. Ну и что. Просто тоска. Нет, мы не ищем легких путей! Даёшь на товарняках через
Камышту!
Ранненьким бодреньким утречком шестого апреля, выйдя на дорогу, я недоумеваю,
почему мимо проезжает уже третья машина! Так же нельзя!
Через пару минут Полина уже болтает с водителем, отправившемся на рыбалку на
какие-то озёра, в сторону станции Саяногорск! Степь, ломаный маршрут с поворотами на
просёлочные дороги, выпавший за ночь нетореный снег, где мы – единственная машина, и
вот – станция Саяногорск. Да, это всего каких-нибудь двенадцать километров, но
объясните мне, почему мы не прошли их пешком…
Мне ещё предстояло удивляться. Это была одна из самых интересных
железнодорожных поездок за всю историю моих путешествий…
Сначала чай с пряниками в дежурном помещении, затем недолгое ожидание, и вот:
– Собираемся, поехали!
Те, с кем я беседовал, были связистами, которым надо было обнаружить разрыв в
линии, тянущейся вдоль пути. Одинокий маневровый тепловоз, на котором я мечтал
прокатиться ещё в раннем детстве, стоял, пыхтя, на станции. Отъехав километров на
пятнадцать, связисты полезли на столб, а я бегал вокруг тепловоза не в силах поверить в
своё счастье.
На станции Сорокаозёрки, названной так из-за несметного множества степных озёр,
разбросанных в округе, мы некоторое время ждали разъезда со встречным; и машинист
поведал мне, что раньше, бывало, они ездили на эти озёра рыбачить, прямо так, на
тепловозе, оставляя его стоять на перегоне. Миновав озёра, мы продолжили путь до моста
через бурный Абакан, где связисты опять полезли на столб и, на их удачу, обнаружили
разрыв.
От этого места оставалось совсем недалеко до Камышты, и, подъезжая, мы узнаём
ещё одну новость из уст машиниста, что тут, оказывается, на ферме держат настоящих
верблюдов! Он даже указывает нам на неё, расположенную в степи, километрах в четырёх
от станции.
Поблагодарив и распрощавшись с машинистом и связистами, мы созерцаем товарняк,
отправляющийся в тот самый момент на Абакан, и, оставив рюкзаки у дежурной, весело
отправляемся на ту самую ферму в степи, по пути оборачиваясь и оглядывая
десятикилометровый участок линии на предмет прибывающего поезда.
– Здравствуйте, а можно у вас верблюдов посмотреть?
– Плюются, как сволочи! – сказали нам, проводив в хлев.
Двое больших верблюдов лежали, подогнув под себя ноги, а крохотный, недавно
народившийся, верблюжонок тёрся о мамин бок.
А представляете, оказывается, что это всё не сказки, верблюд действительно может
плюнуть! Ну-у, промахнуться он тоже может…
Вернувшись на станцию около трёх часов, слышим:
– Поезд будет только около шести по Москве, то есть в десять часов вечера. Окно.
Я уже знал, что магистральные линии меня не возят. Выйдя на трассу, мы, обычным
образом уехали в Абакан.
Он был в точности таким, как и месяц назад. Ну, лишь с той разницей, что
останавливались мы теперь не у Юли, а у Оли, её подруги, женщины просто
необыкновенной, кормившей нас и любезно предоставившей мне свой компьютер на
несколько дней для работы над этим текстом.
© Костя Савва. 2002 г. <savko@mail.ru>
Вы читаете этот текст на сайте Академии Вольных Путешествий.
Вернуться в раздел "Творчество разных авторов" на сайте АВП.