"Мой порядковый номер"

    «Один. Господи, опять один».
    Именно так. В этом основная проблема. Когда ты путешествуешь автостопом в одиночку, ты поч-
ти всегда ночуешь один. И если дело происходит в лесу или в горах, тебе уже от самой перспективы
подобной ночевки становится невесело.
    Автостопщики по-разному относятся к проблеме попутчиков или попутчиц. Кто-то берет друга,
чтобы на чужбине не замучила ностальгия по родине. Другие – потому что боятся скуки. Третьи счи-
тают себя вполне самодостаточными, но все равно берут с собой девушку, чтобы облегчить процесс
автостопа. Четвертые больше всего на свете ценят свободу и предпочитают путешествовать в оди-
ночку.
    А есть и такие, которым абсолютно наплевать, едут они одни или с кем-то. Главное – это сам факт
путешествия.
    Саймон принадлежал к последним. Иногда он путешествовал с девушкой, иногда без, но всегда
рассматривал трассу как возможность побыть наедине со своими мыслями.
    «Мысли… Мечты… Планы… Лучшие друзья путешественника, лучшие попутчики. Разве не пре-
красно раз в году вырваться из рабочих будней мегаполиса, из уик-эндов с друзьями и девушками, из
попоек с поводом и без, и проехаться по незнакомой стране? Почему, ну почему люди говорят, что
им скучно? Скука сидит внутри человека. Самодостаточность – вот то достоинство, которое опреде-
ляет интересных людей».
    Саймон оглянулся. Пустая трасса, пустая на многие километры назад. Вот уже добрых два часа он
шел по горному серпантину, и полотно дороги просматривалось очень далеко. Но Саймон знал, что
даже если попутка появится, она не остановится. Иногда стопщик чувствует, что завис. Ощущает ко-
жей, что вот в этом месте, в этом городе он сегодня заночует. И здесь бессильны и опыт, и техника, и
удачная позиция.
    «Чертова Греция! Поганая страна! Жара, смотреть ничего (одни жалкие руины), люди – жлобы.
Худшая страна для автостопа во всей Европе».
    Саймона бесили люди, которые буквально рот открывали от удивления при виде голосующего че-
ловека посреди пустынной горной дороги, притормаживали даже, чтобы получше его рассмотреть,
и… проезжали мимо.
    Но он пройдет этот путь до конца. Посмотрит все, что запланировал, и вернется домой. А потом
напишет статью об особенностях мать его так греческого автостопа. Со всеми вытекающими сужде-
ниями и рекомендациями для коллег. Главной из которых будет: «Не ездите в эту страну. Она того не
стоит».
    Впереди показалось небольшое селение. Это хорошо. Там он пополнит запасы пресной воды и за-
ночует чуть дальше, за отворотом серпантина. Все-таки рядом с людьми. Собачий лай, блеяние овец
– все эти звуки вселяли некоторое чувство безопасности. Пусть ложное – пусть так, но это позволяло
забыть о другом.
    О тревоге.
    Все последние дни смутная тревога прокрадывалась в сердце Саймона, лишь только появлялись
первые признаки заката. Дело в том, что где бы он ни останавливался на ночь, его преследовали зву-
ки.
    Всякий, кто просмотрел «Ведьму из Блэр» и проникся этим фильмом, никогда уже не сможет
спать спокойно в одиночестве на природе. Каждый случайный звук – шелест ветра в траве, осыпь ка-
менной крошки в горах, хрустнувшая ветка – все это заставляет человека мгновенно просыпаться и
напряженно вслушиваться в темноту в ожидании (именно в ожидании), что звук повторится.
    Но эти звуки были особенные. Едва только он засыпал, как что-то (Саймон так и не смог понять
этого) будило его. Некий кошмар - влажный, затягивающий, будто бы окутывающий его естество – и
вот уже внутренний голос в набат бил опасность, и Саймон просыпался. И каждый раз одна и та же
мысль появлялась в голове: «Я не сошел с ума. Я не сошел с ума. Господи, боженька мой, я, твою
мать, не сошел с ума». И каждый раз каким-то шестым чувством он осознавал, что были какие-то
звуки, которые моментально пропадали, как только он просыпался.
    …Небольшое греческое село как будто уже погрузилось в сон. Пустынная улица, наглухо запах-
нутые шторы в окнах, тусклый перезвон колокольчиков в отаре – все эти звуки навевали меланхо-
лию.
    «Как в старых добрых венгерских селах в Трансильвании», - улыбнулся Саймон. С детства он лю-
бил готику.
    Ему пришло в голову, что неплохо бы поставить палатку прямо в черте села, но потом он отказал-
ся от этой мысли.
    «Если у тебя внутри есть страх – нужно его перебороть. Иначе когда-нибудь ты останешься с ним
наедине, и он тебя сожрет», - так сказал его отец в детстве, когда вел его в секцию рукопашного боя.
    На третью тренировку Саймону сломали челюсть, но уже через месяц он снова вернулся в группу. С
тем, чтобы бросить ее, когда тренер захотел выдвинуть его на соревнования по первенству района.
    Саймон не любил спорт. Но он любил, когда у него что-то получалось.
    Пройдя село насквозь, он дошел до следующего поворота серпантина, отошел на обочину и вы-
брал относительно ровное место. После чего, расставив палатку, наскоро перекусив, разложив спаль-
ник, он лег на спину с широко раскрытыми глазами и… стал ждать.
    Сегодня луна была полной. И Саймон понял, что это его беспокоит. Именно об этом он думает.
    Мертвенный свет, заливающий все вокруг, и тишина. Гребаная круглая луна, предвестница зла и на-
силия на Земле.
    Но все-таки (в этом можно было себе признаться) здесь тоже есть своя романтика – лежать посре-
ди гор в палатке и смотреть сквозь ее полотно на луну. Просто смотреть на этот неживой свет и ду-
мать. О доме, о том, что ты расскажешь, когда вернешься, о той аптекарше в Триполи.
    И вот когда мысли начинают путаться, становиться глупыми, несвязанными, уплывать от тебя,
ты…
    Внезапный шорох разбудил Саймона. Он мгновенно проснулся и привстал на локте, прислушива-
ясь. Сердце тревожно заколотилось.
    На этот раз ему не показалось – он мог поклясться. Он явственно (пусть сквозь сон) услышал
треск хрустнувшей ветки рядом с палаткой.
    Та часть мозга, которая ответственна за самосохранение, била в набат: «Опасность! Опасность!
Опасность!» Если бы на месте Саймона было любое животное, оно уже давно бы бежало отсюда,
прислушавшись к инстинкту. Но человек тем и отличается от животных, что может сдерживать свои
первобытные инстинкты и всему находить объяснение. Саймон не мог просто так бросить вещи и мо-
тать отсюда, с тем, чтобы потом смеяться над собственной трусостью.
    Господи! Опять!
    Явный треск. Явные шаги.
    «Это животное. Это какой-нибудь долбаный зверек, привлеченный запахом еды. Может быть, да-
же волк».
    Приближается. Это приближается.
    Саймон чувствовал, как немеют ноги. Чувствовал, как ногти с силой впиваются в ладони. Подсоз-
нание кричало: «Не зверек! Не зверек!»
    Он замер, боясь, что вот сейчас затрясутся стены палатки, и он услышит этот ужасный леденящий
детский смех. Но ужас был даже не в этом смехе. Саймон до одури боялся сквозь почти прозрачную
крышу палатки, пронизанную лунным светом, увидеть лица этих самых детей.
    Ему казалось - это снится; что все это ужасающий ночной кошмар, - ему хотелось так казаться, но
шаги приближались. Как будто хотели свести его с ума.
    Медленно. Неспешно. Уверенно.
    На него стремительно накатывала волна ужаса и росла, росла, ширилась. Казалось, разом отказа-
ли клапаны, защищающие мозг от проникновения первобытного страха, столь знакомого нашим да-
леким предкам и сохраненного где-то в уголках подсознания.
    Саймон закричал, надеясь прогнать зверя криком, все еще пытаясь здравой толикой сознания по-
смеяться над отголосками своих детских страхов, как вдруг реальность – страшная и неестественная
в самой своей сути – настигла его.
    На фоне луны стоял огромный человеческий силуэт. Полная луна создавала ореол вокруг головы
этого, и в тени не было видно его лица. Но это было и не важно. Саймон видел его глаза – горящие,
спокойные, безжизненные – без чувств смотрящие на него. Это стояло не двигаясь, и в неподвижно-
сти заключалось некое зловещее ожидание.
    Саймон кричал уже не переставая, не стесняясь более своего крика; кричал захлебываясь, перехо-
дя на визг, чувствуя воплощение всех своих худших кошмаров в этой фигуре. Он ощущал холод, ис-
ходящий от этого, неземную жестокость, нечеловеческое зло. Чувствовал всеми порами тела, чувст-
вовал взглядом.
    Внезапно пол палатки зашевелился. Саймон ощутил движение прямо под собой – везде. Как буд-
то огромные черви ползали под ним и пытались прорваться внутрь.
    И вдруг…
    Он явственно услышал треск рвущегося полотнища где-то в ногах и в тот же миг почувствовал,
как нечто плотно обхватило его ступню и резко сдавило. Он попытался посмотреть, как вдруг услы-
шал треск прямо рядом с лицом, и что-то впилось в его шею. Саймон схватился за это руками и по-
чувствовал пальцами что-то шершавое, длинное, жесткое. «Корни! Бог ты мой – это корни!» - мельк-
нуло в сходящем с ума от ужаса мозгу.
    Он хрипел, катался по изодранному полотнищу палатки и, напрягая последние силы, старался со-
рвать это щупальцо с горла. Но оно все больше стягивалось, перекрывая воздух. Саймон еще успел
почувствовать, что в живот, в ноги, в правый бок вцепились другие щупальца, как будто стремясь ра-
зорвать его на части, но ему уже было наплевать. Все его усилия были направлены на то, чтобы
вздохнуть – хотя бы еще один раз.
    И когда перед открытыми глазами поплыли красные круги, а на сознание стала наплывать липкая
и сладкая темнота, он понял, наконец, почему так сильно испугался этой фигуры. Просто он видел
полную луну, заливающую все вокруг мертвенным светом, прямо сквозь этот зловещий силуэт.

    ***

    Я открыл глаза и сразу сощурился. Всходившее солнце било мне прямо в лицо.
    И тут же скривился от боли.
    «Как больно!»
    Я лежал в горах, посреди каменистой площадки, в лохмотьях, на остатках изорванной в клочья
палатки. Все мое тело представляло сплошную рану. По-крайней мере, так казалось.
    Я приподнял голову. И застонал от отчаяния.
    Бойня.
    Все мое тело было покрыто сплошной коркой крови, уже подсохшей.
    «Что здесь вчера произошло?»
    Я не помнил. Но догадывался, что нечто плохое. По-другому не бывает.
    «Саймон Кеннеди – меня так зовут. Я еду в… Я путешествую автостопом по Греции. Я застрял
и…»
    Что ж, уже неплохо. Память всплывала слоями, нехотя. Но я вспомнил главное – мне нужно дое-
хать до острова Закинфа и дальше. Короче, завершить путешествие, как планировал.
    А потом…
    Потом будет что-то более важное. Гораздо более важное.
    И я стал догадываться, что вспомню обо всем очень скоро.
    Я резво поднялся. Теперь я знал, что делать.
    Прежде всего разделся, снял все эти окровавленные лохмотья, облил их бензином из найденной
пластиковой бутылки в рюкзаке (примус?) и поджег. Потом туда же подбросил остатки палатки. Вряд
ли она мне будет особо нужна в такую жару.
    Затем нашел в рюкзаке сменную одежду. Пришлось одеть водолазку и джинсы. Конечно, сдохну
от жары в ближайшие дни, но зато надежно прикрою все царапины и шрамы на теле.
    Теперь лицо. Я посмотрел в карманное зеркальце и снова застонал.
    Через всю шею шел огромный уродливый багровый шрам.
    Что ж, можно будет скрыть его воротом водолазки.
    Правый глаз заплыл, на переносице было много-много мелких царапин.
    Можно надеть солнцезащитные очки.
    Но вот волосы…
    Прямо на виске с корнем была вырвана прядь волос. И явно было видно мое родимое пятно.
    «Это долбанное пятно. Всю жизнь меня преследует. Как это оно называется?»
    Да, вчера произошло что-то плохое. Что-то ОЧЕНЬ плохое.
    «Вот с пятном хреново. Оно не может не кинуться в глаза. Водители будут задавать вопросы».
    Следующие полчаса я провел, стараясь прикрыть пятно остатками волос. К счастью, волосы у ме-
ня мягкие и волнистые. Именно волнистые, а не кучерявые, как у большинства этих греков. При по-
мощи мыла и воды мне удалось кое-как зачесать их на бок, почти скрыв пятно.
    «Как же оно называется?»
    Теперь я воспрянул духом. В следующем городе куплю гель для укладки. А через неделю волосы
уже отрастут.
    По-быстрому собрав вещи, я вышел на трассу. Закинф? Очень хорошо! «Перед красотами Закин-
фа бледнеют даже Елисейские поля». Так, кажется, говорил греческий поэт Соломос? Что ж, посмот-
рим.
    Нужно прийти в себя.
    Я приготовился к долгому ожиданию. Смутно я помнил, что автостоп в Греции хреновый. Но не
для меня! Главное – дождаться машину.
    И вот когда попутка появилась, когда я замахал ей обеими руками, и она притормозила, я случай-
но посмотрел на ее номер. И сразу в мозгу всплыло название моего родимого пятна на голове.
    Цифры. Три гребаных цифры.

И. Асадчий, Москва 2004. Специально для сайта АВП.