Denton@pochtamt.ru
Вы читаете этот текст на сайте Академии Вольных Путешествий.
Вернуться в раздел "Творчество разных авторов" на сайте АВП.
Путешествие по Приполярному Уралу 2001 года.
Арбузов
Дмитрий, путешественник
Denton@pochtamt.ru
?Почему Приполярный Урал?? –
спрашиваю я себя вот уже в третий раз.
?Потому что эти серые, подернутые
синевой горы пленяют и при напоминании о
себе наполняют тебя непонятной тоской?.
День 1-ый!
Кто не бывал в июле как в ноябре – тот
явно не бывал на Севере! Итак:
сходим с поезда в городе Инта. Вокруг промозглый
туман – залезаем в свитера.
Под ногами чавкает грязь – достаем
сапоги. Холодный ветерок, зябнут руки,
дорога расползлась от обильных дождей, грязи по
колено, уже жужжат
вездесущие комары – ну здравствуй, Север! Я снова
держу путь на Приполярный
Урал!
Алексей Сахнин испуганно озирается по
сторонам:
–Я чего то не понял. Это что, лето?
–А ты как думаешь? – говорим ему.
–Да а… Мне кажется, теперь я понимаю
это твоё ??отдохнем??.
Шагаем по дороге, ведущей к поселку
Желанная. Поста,
предупреждающего, что здесь вскоре начнётся
территория национального парка,
уже нет. И слава богу! Нам, у кого никогда даже не
возникало мысли покупать
лицензию на его посещение, не придется ни с кем
рядиться.
Чуть поскользнувшись, поправляю свой
тридцатичетырёх килограммовый
рюкзак и обреченно вздыхаю: впереди путь в более
чем триста пятьдесят
километров и сплав в двести пятьдесят, полтора
месяца приключений по горам и
тайге, в практически безлюдных местах, разве что
вдруг повстречаются геологи
или такие же сумасшедшие, как и мы. Но не будем о
грустном. Не будем совсем
грустить! А то иначе жить вообще стоит? Погода –
она изменится, а еда –
достанем! Судьба же балует таких, как мы.
С тоской смотрим на пустую дорогу. Хоть
бы показалось что! Наконец,
едет редкая машина. Оказывается – цивильные
туристы более чем странные
люди! Мало того, что платят за проезд – да еще
баксами и помногу. Удивляясь
такой неразумности, подсаживаемся в машину,
водитель которой пытается и с нас
что-то стрясти. Стрясти, надо сказать, неудачно.
Едем до реки Кожым и так как с
водителем заводим дружбу, то, миновав покрытые
мглой верховья, заехав в горы,
не пересекаем ногами эту мощную реку (семьдесят
метров для горной реки – не
мало!). Перевезя нас на другой берег машина
разворачивается и уезжает обратно,
мы машем ей вслед рукой и начинаем шагать. А
шагать ох как много!
Несколько часов тряски на КРАЗе и, о
боже, наконец-то мы в горах! Самих
гор, правда, как и в ста километрах отсюда к Инте,
совсем не видно, но я то знаю,
что они здесь! Голубеющие вершины Приполярного
Урала! Сильно
расчлененные хребты с иззубренными гребнями!
Рассыпающиеся от древности
скалы! Увенчанная каменными башнями, украшенная
льдами гора Манарага!
Отличное начало! Вокруг уже чисто
северная природа – море карликовой
березки, редкие лиственницы, раскиданные по
неприглядному, но трогательному
ландшафту. В ожидании следующей машины бродим по
ковру из мхов,
расправленному сыростью микродождя, вдыхаем
сладковатый запах гор и низин,
своеобразный северный коктейль. О заросли
карликовой березки, редкие
ободранные лиственницы, и сероватые,
рассыпающиеся от древности вершины,
подернутые синевой! Север! Ура, я снова оказался в
Северном Крае! И в этот раз
уж дойду до Неройки!
Ноги продолжают утопать в
разнообразном по форме и цвету обильнейшем
мху. Как сурово, замогильно, тронуто ветхостью
кажется все в этих сказочных
местах! И какая жажда жизни дремлет в обреченных
клониться в стуже зимних
ветров растениях, начинающих только сейчас
расцветать яркими весенними
красками, вынужденных из последних сил цепляться
за острые камни! И эта
жажда жизни передается идущему в непогоду,
навсегда поселяется в тебе, кто
хоть раз побывал здесь. Я люблю Север!
Пьем чай. Горячий чай на Севере –
традиция. Им угощают все. Как только
выпили, слышим – едет новая машина. Она везет
воркутинских геологов – мы
подсаживаемся и едем с ними до района устья
Балбан-Ю, притока р. Кожым. И
здесь покидаем машинную тропу – последнее, можно
сказать, жилое место!
Всё так же прохладно. Идем глубже в
горы, погружаемся во все непрерывно
наступающий на вершины туман. Проходим пять
километров и попадаем к устью
реки, останавливаемся где повыше, ужинаем и
укладываемся спать. Прямо перед
нами, непосредственно у устья, торчит скала
метров в пятнадцать, вокруг
набросаны моренные отложения – то ли природой в
период оледенения, то ли
бульдозеристами в период золотодобычи. Внимание
привлекают ряды
выложенных друг к другу небольших схожих по
размерам камней, разбивающих
то тут то там этот берег Кожыма (берег напротив –
крутая сопка) на
своеобразную неправильную сетку – площадь
прямоугольников или квадратов.
Выглядит необычно и странно, как
впрочем и скала, напоминающая изваяние,
несколько выглядит искусственным сооружением.
Может, здесь было место
религиозного поклонения? Побродив по
окрестностям засыпаем в 4-5 утра.
День 2-ой, 08.07.2001
Начинается с середины. Спим долго, уже
успев перепутать день с ночью.
Завтракаем и отправляемся на
небольшую экскурсию по берегу Кожыма выше по
его течению осмотреть прижим, издали виднеющиеся
скалы. Фотографируем.
Погода получше – меньше тумана и он
выше. Комаров нет. Вдохновившись
красотами и переменами в небесах подхватываем
рюкзаки, пересекаем Балбан-Ю
и начинаем шагать по старым геологоразведочной
дороге в направлении истоков
Кожыма, вдоль русла, то зажатого в скалах,
ревущего, перебрасывающего потоки
чистейшей воды через громады опрокинутых
тысячелетиями скальных плит, то
разбивающегося на несколько рукавов и
образующего низкие острова.
Проходим километров семь – восемь и
встречаем человека, занятого ловлей
рыбы, геолога, спустившегося сюда с плато хребта
Россомаха. Вот тебе и
безлюдье! Знакомимся с этим интересным человеком.
Узнаем, что в семнадцать
лет ему вздумалось прошвырнуться от посёлка
Кожым-рудник в Неройку. Это
благополучно завершенное путешествие в 250 км,
которое раз и навсегда пленило
беднягу магией севера, странник назвал «дурь в
голову ударила», как видно,
сохранив оное представление до своих 45 лет. «Вот
опять дурь» – развел он
руками, улыбаясь. Раскрывая жестом себя такого,
как есть, блуждающего по
горам в одиночку, далеко от своих, с
единственными спутниками – маленькой
лаечкой и изрядно потрепанным брезентовым
рюкзаком. Эта встреча, подумал я
тогда, хороший знак, ведь мы тоже собрались дойти
до Неройки! И напоминание
первым встречным о периоде своей юности очень
символично зазвучало тогда:
время Неройки пришло. Мы дойдем.
Но Неройка Неройкой, этот поселок еще
далеко, а пока наша цель – Край
Земли. Вскоре нам предстоит совершить отдельный
путь в 150 км, сделать
ответвление от основного маршрута, с целью
заглянуть в гладь предгорного озера
чтобы почувствовать, в который раз уже убедиться,
следуя настойчивому зову в
себе, на сколько Природа близка человеку, близка
его душе, не взирая на путы
цивилизации, потому что приносит ей покой и
умиротворение. И первый шаг к
этому – мы продолжаем подниматься по долине
Кожыма в его верховья, берег
которого, как это здесь заметит любой, изменен
следами геологоразведки и
золотодобычи 80-ых.
Мимо нас проплывают гряда за грядой
отработанные породы. Не
удивляюсь, что рыбы в Кожыме нет. Ведь добыча
россыпного золота, это
промывка аллювиальных пород. И такое в течение
минимум 2-3 лет. Какая уж тут
рыба! С низовьев в мутную воду она не пойдет, а та,
что была, исчезнет.
Разводится тоже не будет. Что и
случилось.
Говорят, что до поры 80-ых край был очень
дикий.
Но надо сказать, что мы находимся на
северной границе (которой является
река Кожым) национального парка ??Югыд-Ва????Светлая
вода) республики Коми,
основанного совсем недавно – в 1994 году. Этот парк
вмещает в себя большую
площадь – 1926,5 тысяч га и борется за сохранение
уникальных природных
богатств (территория национального парка
отнесена к объектам Всемирного
культурного и природного наследия в
соответствии с Конвенцией ЮНЕСКО).
Это единственный уголок Европы,
природа которого сохранилась практически в
не нарушенном состоянии, и на самом деле это так.
Здесь запрещено ловить рыбу,
собирать минералы, грибы, ягоды, разводить костры,
фотографировать, вообще
находиться без разрешения… За всё взыскивается
отдельная квота. Поэтому рыба
в Кожыме появляется. Правда, медленно: местные,
узаконенные парком люди,
установили свои правила: с туристов брать не
только деньгами, но и вещами
(даже дезодорантами от комаров). А рыбу выгребать
по блату. Я не хочу сказать,
что на всей огромной территории парка это
обычное явление. Но, по
собственному опыту предыдущих годов было
замечено, что и не редкое.
–Интересно, а дышать здесь не
запрещено? Или тоже надо платить? –
интересуется Алексей.
–Пока никого нет, дыши спокойно, –
уверяет его Роман.
Полное безмолвие окружает нас. Ни
ветерка. Дорога пробивается то по
лиственничному болотистому редколесью, то
погружается в горную тайгу.
Доходим до брода через Кожым и
пересекаем его – это где-то в двадцати
километрах от устья Балбан-Ю. Встаем на пригорке,
у края реки, в почти
безлесном месте. Прямо перед нами – плес,
напротив – большие скальные плиты,
отпавшие от общего массива и съехавшие к реке,
покрытые лишайниками,
кустами и мелкими лиственницами. Что это
расколотый массив, заметно только
со стороны, на столько плиты огромные. Сам массив
проходит и по дну, создает
после плеса порог, создает и сам плес – обширную
заводь придерживаемой им
воды. На нашем берегу тоже части массива –
маленькие зеленоватые от
лишайников плитки, с них удобно мыться и приятно
смотреть в глубину.
Купаемся, едим кашу с диким луком,
собранным тут же, и снова под утро
укладываемся спать. Всего второй день закончен, а
кажется, столько времени уже
прошло! Я знаю, это от избытка эмоций.
День 3-ий, 09.07.2001
Прошёл ещё день, и сумрак отпускает
горы, а с ним исчезает и холод.
Выглядывает солнце, горы голубеют,
начинают незаметно воздействовать на нас
своей красотой. Но появившиеся комары не дают
особо рассиживаться.
Солнышко уже припекает, становится
жарко. Лето всё-таки!
Перемена погоды резко меняет наше
настроение, горы внушают бодрость
духа. Мы начинаем гоняться за горными
куропатками, в надежде словить хотя бы
одну на возможный тогда обед, но вместо этого
находим какие-то грибы, и обед
непредсказуемо удается, что сделает его ещё
вкуснее. Набегавшись, весело
шагаем опять.
Небо продолжает оставаться чистым,
горизонты открываются всё шире,
просматриваются всё глубже. Созерцая геологию
этих старых, древних гор я
незаметно для себя погружаюсь в задумчивость и
снова, что, видимо, никогда
просто не может надоесть, восхищаюсь окружающим
меня величием горной
страны, ещё одним из бесконечного множества
уголком природы, уголком
странного мира, в котором мы обитаем, и это
восхищение наводит меня на
воспоминание о том, как я попал в эти места.
А попал впервые в 1998, задумав ещё в 1997
году. Тогда мне случилось
прочесть знаменитую книгу ??100 дней на Урале??,
благодаря которой я и
загорелся безумной мыслью посетить Урал, а
почему Приполярный, так это
потому, что здесь самые высокие вершины и самые
сложные горы Урала.
Единомышленников в тот год не нашел, но
желание посетить это не отбило,
поэтому поехал один и бродяжничал почти месяц,
чем до сих пор доволен и о чем
никогда не пожалею, потому что здесь просто
невозможно о чем-то жалеть. Как я
путешествовал – это уже совсем другая история,
но рассмотреть один важный для
мня эпизод стоит. Потому что именно благодаря ему
я на Приполярном Урале в
третий раз.
Горы показал мне один человек.
Звали этого человека Шумков Анатолий
Семёнович. Сам он из Карпинска
Свердловской области, на Урале в тот момент был
уже более чем десятыйый
сезон, в прямом смысле слова – излазил здесь всё.
По характеру человек боевой,
любознательный, целеустремленный и выносливый,
влюбленный в эти горы
навсегда, закоренелый романтик с
шестидесятилетним стажем и при этом всём
серьезный и практичный человек, который в 2001 году
должен был получить
звание ??Заслуженный Путешественник России??. Вот
с таким человеком свела
меня судьба в долине реки Манарага, и он послужил
мне примером. Мы
разговаривали всего лишь вечер, но впечатление,
какое Шумков оказал на меня,
сохранилось на года. Как бы передал эстафету, что
ли. Он был просто наглядным
примером, что такие люди, как он, на самом деле
существуют.
Воспоминание мигом гасится
реальностью произошедшего. Сейчас
Шумкова уже нет в живых.
Впереди снова, как и вчера во второй
половине дня, то заросший
кустарником редкий лес, то снова открытый
ландшафт. Медленно – медленно
приближается ледниковый кар, находящийся против
русла реки Яроты, похожий
на разлапистый отпечаток когтей гигантской
птицы. Дружно шагаем по
продолжающейся дороге прямо на него, созерцая по
ту сторону Кожима недавно
освободившееся от облаков величие гор хребта
Россомаха с пиком Сана-Из
(1423м) на переднем плане.
Через пятнадцать километров дорога
выводит к новому, второму от устья
Балабан-Ю броду через Кожым и пересекает его.
Делаем заброску в близлежащих скалах (на
реке Б. Баста-Ю, впадающей
здесь же), обедаем грибами, подхватываем теперь
легкие пятнадцати
килограммовые рюкзаки и идем прочь от брода
дальше вдоль берега Кожыма по
старой дороге, начинающейся здесь от основной.
Через несколько километров
сворачиваем с неё и по диагонали, ориентируясь в
движении по виднеющимся
сквозь редкий лес горы, выходим на приток Кожыма
– реку Селэм-Ю выше устья,
сократив тайгой. А так же попадаем на старую,
исчезнувшую в приречных кущах
вездеходку, выше переходящую в варгу*, а затем и в
тропу. Это заметно
облегчает наше передвижение: не придется
прорываться по стланику из
карликовой березки, спотыкаться о коряги и корни,
перешагивать через кочки
мха. Повезло!
Ура: мы начали путь на Край Земли!
Постепенно поднимаемся к истокам
реки Селэм-Ю. Горы хребта Россомаха отдаляются и
показывают свои
подернутые мглой вершины. Проходим еще километра
три (всего от устья около
десяти) до местности, где река по ходу нашего
движения клонится вправо (на Ю-
В) и обернувшись видим, что мгла над Сана-Изом
чернеет, начинает
пронизываться тонкими молниями. Неожиданно
поднимается ветер и уже
ощутимо давит в спины. Мы достигаем границы леса,
решаем остановиться
попить чайку под одиноко вцепившейся корнями в
берег лиственницей, собираем
дрова с кустарника в русле реки, но, разглядывая
скапливающийся позади мрак, и
заволакивающийся мутной дымкой перевал впереди,
решаем ночевать и ночуем.
Как раз успеваем поесть, и начинается
дождь. Засыпая, Леша Сахнин чавкает во
сне, утробно гудит. По отразившемуся блаженству
на его лице, переваривает
скудный паёк впрок.
День 4-ий, 10.07.2001
Всю ночь дождь. Утром быстро
складываем вещи и начинаем путь
собственно в сами верховья. Погода отличная, туч
как не бывало. Где-то в
середине пути до перевала созерцаю вспышку белых
облаков на фоне синего
неба, фотографирую. Красиво: белые полосы облака
за врезающейся в небо
вершиной, увенчанной пиком, радиально нацелены
на меня, ветер бьет нам в
лицо. Запрокидываю голову, рассматриваю детально
просматривающиеся облака
и тоже фотографирую. А затем догоняю своих.
Проходим сколько-то – видим избушку,
над входом которой ножом сделана
грубая надпись «Гостиница Олень». Почему-то уже
ищем здесь чего-нибудь
съедобное. От домика еще часа два хода и мы,
подкрепляясь... халвой, взбираемся
по камням на перевал.
Седловина перевала – отрог горы
Селэмъ-Из (1243м) проходится быстро.
Рельеф совсем не сложный, продвигаться
легко. Под ногами вода, цветущие
весенние травы. Именно весенние: это там, в
Подмосковье лето, здесь же ещё
только весна. И то, что она есть, совсем не значит,
что лето наступит. На перевале
останавливаемся передохнуть, заворожено
постигаем открывшийся вид,
фотографируем. Азия дышит теплом. Мы созерцаем
другие горы, долины, цепи
вершин, другой мир! И делаем шаг в этот мир, шаг из
Европы в Азию –
становимся ещё на целый шаг ближе к Краю Земли.
Ветер через седловину проносится как в
трубе – он подгоняет нас, знобит,
не дает стоять на месте. Появляется снежник, на
котором чувствуется прохладнее,
чем обычно, и мы идем по нему, так просто минуя
опасные камни. Солнце
благосклонно провожает с перевала и чернит три
одинокие фигуры на белом
фоне.
А затем несколько часов ходьбы по
пологим, простым, болотистым
верховьям – и мы с притоком попадаем к реке
азиатской Балбан-Ю, по которой
нам еще спускаться и спускаться вниз чуть ли не
до самого её устья – реки Хулги.
У впадения притока стоит кустарно
сработанная баня – здесь комяки во время
своих оленеводческих миграций
приостанавливаются отдохнуть. Иду по тропке
от бани и выхожу на дорогу, которая вьётся по
Балбан-Ю откуда-то с истоков.
Собираюсь с ней перейти приток. И уже шагаю было в
воду, как вдруг на
противоположном, чуть приподнятом лесистом
бережке, вижу двух приятных
женщин, стоящих на дороге – одну чуть полную,
другую немного худенькую, обе
одинакового росточка. Я улыбаюсь людям, махаю им
рукой. Женщины – одна так
же молчаливо машет в ответ, другая показывает где
лучше пройти.
Как все это символично звучит,
размышляю я сейчас. Берег, женщины,
оказавшиеся руководителям геологической партии,
прибывшей сюда за два часа
до нас. Река, баня, брод. И наш путь на Край Земли!
Останавливаемся пообщаться с
геологами, ночуем у них. Нас угощают. Мы
рассказываем о своём путешествии, расспрашиваем
о Крае Мира, к которому
идём. Нам подсказывают дорогу.
Делая наблюдения, я в который раз
прихожу к выводу, что поход – это
совсем другая жизнь. Поразительно, как
естественно протекает наше общение!
Мы соскучились по людям, они тоже рады
нам. И это при том, что мы совсем не
знакомы. Я вспоминаю многолюдный город, частые
ссоры с родными и
близкими. Вспоминаю московское метро – какой
резкий контраст! Почему?
Почему там всё протекает не так, как
здесь? До такой степени не правильно, что
иногда хочется воскликнуть: больной мир,
сумасшедшая жизнь! Жизнь, которая
напрочь срезает крылья. И откуда только берется
такое негативное отношение? В
походах же всё складывается по-другому: ты всегда
рад людям, корочке хлеба. И
постоянно чувствуешь вдохновение, испытываешь
радость от жизни, как будто
получаешь энергию от незримых сил природы. Вот
тебе и прогресс: когда же
человек рад и любит? Когда всем пресыщен? Нет,
когда многим обделен, лишён
изобилия, существует не более чем тем, что ему
уготовано, необходимым. Тогда
только начинает ценить. И любит всем сердцем тоже
только когда страдает! Нет,
цивилизованный человек атрофируется. Без
трудностей ему нечем становится
жить. Даже если он придумывает их себе, они
остаются неестественными, т. к. не
угрожают его благополучию. Нужно смоделировать
экстремальную ситуацию,
чтобы получить должный эффект. Вот тебе и
различие добра и зла!
Я усаживаюсь поудобнее под деревом,
погружённый в размышления, а
затем и мечты. Мне становится грустно от того, что
не смотря на множество
вещей, которые выдумал человек, его душе,
погружённой в борьбу за выживание
тела посреди усложненного и изуродованного мира,
всё меньше остается времени
быть счастливой. Всё меньше остаётся, чем жить! И
ты можешь со мной не
согласиться, но вспомни, когда последний раз вот
так просто, сидя под деревом и
восхищаясь красотой мира, ты был счастлив? Что,
уже даже забыл, когда? Забыл,
потерял своё счастье?
Рома начинает лезть на соседнее дерево,
помогая геологам налаживать
радиосвязь. Он что-то суетится, деловито говорит
им. Мне кажется, что он тоже
не понимает своего счастья, иначе уселся бы под
дерево, а не полез на него. Зачем
он пошёл в этот поход? Чтобы утвердить своё ?я??
Совсем другое настроение у Алексея
Сахнина. Лёша рад этой встрече
больше всех. И сейчас ему не до философии, тем
более не радиоантенны: им
руководит единственный инстинкт. Подъедая в
третий раз содержимое своей
тарелки он так и сыплет длинными фразами,
повествуя о красотах голубых гор и
прелестях походной жизни. А ведь всего неделя
прошла, что же дальше то будет?
Я смотрю на обоих этих людей. За какие-то
семь дней они изменились до
неузнаваемости. Лёша всё что-то говорит, спорит, а
Рома больше молчит. Да они
и внешне уже от прежних отличаются, слегка
помятые да обросшие. Неужто я
стал такой же?
–А потом? – спрашивает Лёшу молодой
парень-геолог из города Старый
Оскол, заинтересованный его рассказами о
предыдущей поездке автостопом на
Тянь-Шань.
–А потом… Ну, попутешествовали ещё
месяц и поехали домой, – как-то
вдруг коротко заканчивает Алексей свой рассказ.
Просто он уже сыт.
Утром нас подхватывает вездеход,
забросивший геологов, и везет на 25 км
вниз до другой партии. В вездеходе, будучи на
переднем сидении, я умудряюсь
вздремнуть и даже немного поспать. Худших
условий для сна в моей практике
ещё не наблюдалось.
У другой партии мы тоже пьем чай,
разговариваем.
–Надоело тут, всё одно и то же. Ещё
комары эти проклятущие, – жалуется
нам один рабочий. Мы замечаем, что он странный
какой-то. То смотрит в одну
точку, то начинает бормотать себе под нос. Вот,
сидит сейчас, раскачивается,
повторяя: Балбанты, Балбанты, Балбанты… Это мы
ему только что об озере
рассказывали, его и заклинило. И чего он такой?
–Зачем тогда в партию поехал? –
спрашиваем его.
–А, – машет он рукой, – в городе жить
невозможно. Все деньги на водку
уходят. Здесь проще.
–Как так? – Интересуемся мы. – Хочешь,
пьёшь. Не хочешь – не пьёшь.
Он, глубоко вздыхая, отвечает:
–Так не получается…
Оказывается, вот почему он в
экспедицию поехал!
Позже мы поинтересовались о нём у
ребят. Странный, говорим, у вас
Серёга.
–Это какой? Кедровка что ли?
–Почему Кедровка?
–Потому что он в лесу, как птицу
услышит, сразу говорит,
многозначительно поднимая палец в небо: ??Это
кедровка??. В следующий раз
забывает и опять говорит. Задолбал с этой
кедровкой! Не помнит ничего и
тормозит страшно. При чём, по моему, ему всё равно,
птица какая. Все кедровки.
Вот мы его и прозвали…
Короткая передышка – и снова в путь.
Нам опять везёт: буквально за два
дня до нас дорогу на Край Земли обновил вездеход.
Во второй половине дня
начинаем топать по этой новопроторенной дороге,
намереваясь за сегодня пройти
километров двадцать. Сначала путь пролегает по
галечнику долины реки, затем
лесом и опять берегом, потом русло сужается,
являет небольшие скалы. Дорога
прыгает то вверх, то вниз, скачет по горкам –
спрямляет петли набравшей воды
реки. Проходим горелый лес – идем по следам
прошлогодних пожаров, пламя
которых оголило склоны, ощетинило их мертвыми
стволами, обнажило, сорвав
надолго зеленое покрывало, уступы, скалы и
россыпи. Жалко маленькие кедры –
эти чудные, наверное, мои любимые деревья. Пепел
хрустит под ногами, места
наводят на мысль о непостоянстве всего живого. Ни
птиц, ни насекомых – лишь
гул рвущейся к устью реки внизу, да глыбы белого
кварца на черной
прошлогодней подстилке. Ощущение такое, будто
время застыло. Но вот – дорога
спускается ниже, идет болотцами, которые огонь
обошел местами, и выносит нас
из черного безмолвия снова на русло, а затем
резко уводит влево, начинает
подъем вверх, и мы покидаем реку.
Сделан еще один шаг к Краю Земли!
Остается последний.
Тяжело ползем вверх. Подъем не крутой,
но длинный, дорога старая –
размыта, ямы закрыты травой. Наконец – вершина:
нас встречают весёлые кедры,
приветливые березки. Дорога проходит чуть-чуть
верхом и резко спадает вниз,
прочь с лесистой горы. Перед спуском мы
останавливаемся, смотрим в лесной
пролом и видим сизую, сливающуюся с небом даль.
Ура, это же тайга, первые
признаки Края Земли!
Дорога сбегает к тихому, уложенному
похожими на плитку, крупными
серыми камнями озерному берегу. Погружается чем
ниже, тем больше в низину и
дичь. Там, вверху, так предвечерне светло, а здесь,
где нет солнца, царит сумрак,
свисают с могучих елей бороды мхов, вместо
твердой почвы под ногами
зеленовато-мшистая жижа. Упорно продираемся
сквозь коряги и ветви, обходим
низины и, обогнув с дорогой и озеро – вырываемся
в горную тундру, снова в
царство карликовой березки, которая тут же
упорно начинает запутывать тебе
ноги. Почва опять чавкает под ногами, дорога
пригибается и выносит тебя
постепенно вверх, к издали виднеющемуся седлышку
во вставшей поперек пути
новой сопке. Мы медленно двигаемся к этому седлу,
хорошо заметным скалам по
обе его стороны, и когда подходим к одной из этих
выпирающих из земли скал,
начинаем подъем на седло, этот совсем небольшой,
но последний подъем, то у
нас вырывается вздох облегчения: мы прошли
последние восемь километров от
Балбан-Ю, мы достигли Края Земли!
И откуда только вдруг силы взялись?
Бросаем рюкзаки, взбегаем на скалу,
обильно поросшую кедром, подходим
к ее обрывистому краю и жадно смотрим в глубокий
обширный низ. Еще раньше
почувствовав запах, столь знакомый по Русскому
озеру далёкой Новгородской
области, я теперь полностью погружаюсь в
ощущение. Мы рассаживаемся на
скале и замираем, как в ритуале. Наше «я» как то
быстро распадается, отходит –
на его место является чувство безмолвия, на фоне
усталости является быстро,
чувство какой-то врожденной в человека перед
прекрасным покорности.
Стремление ощутить эту покорность все
больше возбуждает нас, неведомо зачем
влечёт на противоположное седло – край
крохотной возвышенности, заполненной
кедрами и только кедрами. Нам открываются
уходящие на север горы в
направлении Полярного Урала, как куски зеркала
набросанные по зеленому ковру
озера и реки. Но снова взгляд притягивается вниз,
к подножию горы, на которой
стоим. Потому что то, что мы видим прямо перед
собой – это больше чем чудо.
Мы стоим на Последней Горе. Солнце бьет
золотым светом нам в спины и
освещает все то огромное ровное пространство,
расстилающееся внизу, впереди,
везде, которое не может окинуть взгляд. Оно
кидает длинные тени с вершин
глубоко вниз и они касаются протянувшегося вдоль
хребта озерного берега. А в
берегу этом возлежит огромное озеро в восемь
километров длиной, вставшее раз
и навсегда поперек нашего пути, загородившее
проход, преобразившее небеса,
приковавшее взгляд. К хребту, на котором мы стоим,
его как в оправе
придерживают две возвышенности – последние
возвышенности, за которыми
ровно до бесконечности лишь одна сизая даль, море
тайги. Вот, еще видны
пустые пространства болот и какие-то блески воды,
но взгляд скользит дальше,
ибо ему не препятствует ничего, и мы наконец
видим, как земля сливается с
небом.
Все. Мы достигли Края Земли –
восточной оконечности гор Приполярного
Урала, озера Балбанты, воспетого в мыслях.
Реализовали мечту. А говорят, что
мечты не сбываются!
Цель достигнута. Ощущаю себя творцом –
творцом своей жизни, и чувство
это у края гор, на фоне моря тайги, переживается
очень остро. Мне кажется, что
все, что я вижу не изменилось с первотворения –
что это не тронуто и не
испытано ничем, потому что недостижимо ничем
другим кроме духа. А душой
достижимо лишь до степени, когда ты сможешь
отразить в себя то, что
созерцаешь. Не изменить, переделать бульдозерами,
а отразить, как это озеро
преображает небеса, ответив на вечный Зов.
Поселить в себя.
Собираемся уходить.
Я оборачиваюсь напоследок. Каждый
незаметно делает это. О чём думает
сейчас каждый из нас? Что чувствует он?
Покидаем вершину.
Резкий спуск – и мы упираемся в озеро,
дорога делает крутой разворот и
идет по берегу влево. Здесь уже настоящая тайга:
трясины, бурелом. Идти тяжело
– то палки, то кустарник, то жижа. Проходим
несколько километров и попадаем
на северную оконечность продолговатого по форме
озера, приходим к бывшему
поселению, где было множество домиков, стояла
артель по заготовке рыбы, был
причал, а сейчас ничего, нет места даже
остановиться (почему-то с тоской думаю,
а нужно ли? Зачем вообще где-либо останавливаться?).
Встаем прямо посреди
развалин. Вокруг открытое место, но дрова –
останки строений – имеются. Я
ночую в единственном с крышей месте –
протекающем балке, посреди хлама,
ночую ради ощущения своей никчемности,
значимости, и еще теряю капельку
«я». Перед сном, смотря на огонь, вспоминаю, что
переживаю подобное
ощущение и среди толпы, но там оно совсем иное. Не
пробуждает жажду жизни в
тебе.
А утром мы путешествуем по озеру.
Единственное, что сохранилось в
поселении – это лодка, мы плывём на ней. Смотрим в
горы – там какие-то сизые
облачка. У нас же погода отличная!
Купаемся, ловим рыбу. Затем оставляем
лодку и идем по берегу,
каменистому берегу озера до истока какого-то
ручья, впадающего в реку Хулгу,
проходим мимо придерживающих озеро к хребту
возвышенностей и доходим до
противоположного конца озера Балбанты, по дороге
собирая грибы.
Как все это символично звучит! Край
Земли, Балбанты – мы оставляем
рюкзаки, все, садимся в лодку и уплываем прочь, а
затем бросаем и лодку чтобы
дойти до истока ручья где, как мне сказали, есть
святилище то ли ненцев, то ли
комяков, но в природе никакого святилища нет,
если только оно не само
Балбанты. Как символично, и еще это пришедшее в
полную негодность поселение
с моей ночевкой в нем посреди хлама под
протекающей крышей!
Возвращаемся. Снова лодка, рыбалка,
купание до заката. С Лешей долго
спорим, кому ловить рыбу, обоим этого хочется.
Солнце медленно садится в горы
– появляется мошка. Мы возвращаемя покусанные,
но довольные, варим окуня,
пойманного на импровизированный спиннинг –
консервную банку, едим,
собираемся и к вечеру уходим прочь – благо ночи
светлые, идти можно спокойно.
Поднимаемся на известное седлышко,
прощаемся с тайгой, снова вглядываемся в
даль к Полярному Уралу. Край Земли молчаливо
отпускает нас. Но я знаю, он не
отпустят меня никогда, навечно оставит во мне
незабываемый след. И мой дух,
всего раз преклонившийся перед здешним величием,
всегда будет отныне
тосковать. И стремиться испытывать подобное ради
только ему и известных
целей. Не ради денег, а ради того, чтобы
воскликнуть в порыве: вот ради чего
стоит жить!
Восходит луна, расцветает полярный
день. Окидывая дали прощальным
взглядом с тоской удаляемся прочь.
А где-то под утро, когда солнце
начинает нежно касаться острых вершин,
встаем на ночлег уже на знакомой нам реке Балбан-Ю.
День 7, 13.07.2001
Всего седьмой день, а кажется целая
вечность уже позади! Просыпаемся
поздно. Только успеваем позавтракать –
начинается дождь, в рюкзак складываем
чуть подмокшие вещи. Дождь усиливается,
сопровождает нас пол пути до
геологов, до которых к вечеру мы наконец доходим,
к тому времени полностью
трижды промокшими. Знакомимся здесь с
московскими студентами, которые
отсутствовали в прошлый раз, и в наглую съедаем
целую кастрюлю сухарей.
После этого всей компанией идем в
оленеводческую баню париться.
В вечерней тишине я брожу по стойбищу,
на котором оленеводы
останавливаются весной и осенью при перегонке
стадов. Стойбище
основательное. С интересом рассматриваю
брошенную здесь утварь. Сани,
упряжь и предметы быта комяки в большинстве
своем делают сами, руками из
дерева. Еще бы: они кочуют чуть ли не по целому
году, всю жизнь проводят в
тайге. И есть у них разные времянки – простые, 1-3
дневные, как выше по реке,
где баня, или как эта – долгосрочные.
Укладываясь ко сну Леша довольно
замечает о походе:
–Как ярко жить такими моментами…
Вспоминаем озеро.
–Всего только раз в жизни, на какие-то
часы, и больше уже никогда его не
увидишь.
–Оно навсегда останется в сердце, –
отвечаю я. – Это грустно, но
правильно. Эту красоту можно ощутить, выразить,
сфотографировать, но её
нельзя положить в карман. Какое разрушение
чувства собственности! Какой удар
по самолюбию! Наглядный пример: ты – пылинка.
Ничто.
–Я не хочу быть пылинкой.
–Пылинкой, которая может представлять
весь мир в целом, включая себя?
Разве хоть одно существо на это способно?
–Всё равно. Человек это дитя бога.
–Уникален как и другие существа,
каждое по-своему. Мы говорим об одном
и том же.
–Нет. Бог, он выше творения.
–Но почему это должно отделять его от
мира? Не виду разницы.
–Опять вы со своей философией! –
Просыпается Рома. – Всем спать!
Мы смеёмся.
День 8, 14.07.2001
Переночевав с одними геологами и
прихватив пару консервов с собой,
отправляемся к другим. Погода отличная, собираем
грибы. Лёша подбирает
лосиный плесневый рог и взваливает его себе на
спину. ?Зачем тебе эта дрянь?? –
спрашиваем мы его. ?Сувенир, – многозначительно
отвечает Лёша. – Я его
девушке своей подарю?.
Мы с Ромой долго смеёмся, воображая,
как Лёша дарит этот зелёный рог
своей Ане.
В этот день понятие ?туризм?, приняв
анархический оттенок, вошло в
обиход. По-русски это называется другим словом,
но тогда звучит вульгарно. В
общем туризм – это совершение бессмысленных с
точки зрения здраво
рассуждающего человека поступков, которые
влекут за собой хаос и смех. А
говоря серьёзно, защитная реакция смехом от
психологических перенапряжений.
Туризм проявился ещё в поезде: от
нечего делать мы с Лёшей стали воображать,
давясь от смеха, как сопрём ключ от сортира у
проводника чтобы, когда он
возьмёт новый, открывать сортир когда он закрыт и
закрывать, когда дверь
открыта. А когда проводник всё-таки вычислит нас
и спросит, зачем это нужно
было делать, мы ответим: ?Играем в аптеку?. Рома
тогда не участвовал в этом
бреде, а так же стал активно протестовать, чем
сильно рассмешил нас. Теперь
туризм, так сказать, материализовался, чтобы в
дальнейшем стать словом всего
похода.
К вечеру достигаем геологического
лагеря. На ужин – радушное общение,
борщ.
День 9, 15.07.2001
Расстаемся с друзьями. Уходим назад в
горы, в Европу! По дороге с Лешкой
играем в снежки, периодически окунаясь в
прохладную бурную воду. Рома же
уходит куда-то вперед по уже известной дороге,
погруженный в себя. Погода
опять отличная, но как только взбираемся на
перевал, то видим, что подобное
наблюдается лишь в Азии. Уже на перевале нас
встречает холод, ветер и снег. А
Европу обильно поливают нескончаемые полосы
дождя. Мёрзнем. Уже не до
купания.
Такое часто бывает здесь между Европой
и Азией. Как-то стоял на высоте
1400 и видел такую картину. В стороне массива горы
Народы, самой крупной
вершины Урала, бугрятся черные тучи, ложатся
плотным слоёным пирогом на
сливающиеся с ними вершины, а в Азии – свет, в
синем небе плавают легкие
белые облачка. И что самое интересное – с
порывами теплого воздуха из Азии ко
мне прилетали комары! Я же мерзну где-то
посередине под нескончаемым
потоком ветров. Горная граница, черт ее подери!
Можно понять, почему на
Азиатских склонах растут кедры, а на Европейских
нет.
Лёша пыхтит с рогом на спине, догоняет
нас.
–Ты бы себе на голову его повесил,
легче будет, – встречаем его мы.
–Подари, подари. Она тебе пару вернёт,
– говорит Рома.
–Да пошли вы…
Спускаемся в Европу.
Долина Селэм-Ю встречает нас
прохладным безмолвием и сыростью.
Солнце опять отсутствует, мгла над
Санаизом перестала клубиться, но не
разошлась. У ?Гостиницы? решаем передохнуть.
На обед по кусочку халвы. И много чая!
Желудок обманут, но доволен.
Леша даже песню запел. Говорит:
–Как здорово… что все мы здесь…
сегодня… собрались!
И ждет ответной реакции.
Я ухмыляюсь. Но мне нравится его
оптимизм.
А вокруг, на самом деле больше, чем
красиво. И жалко, что слов выразить
эту красоту, как это получается на хорошей
фотографии, никогда нет. Вода с неба
расправила зелень и ввела ландшафты долины в
резкий контраст с окружением
серых гор. К тому времени, когда мы, хлебнув чайку,
снова отправились в путь,
наступающие, берущиеся как из-под земли туманы
смывают резкость и
вынуждают тем самым быть более внимательнее к
ориентировке. Становится не
до красоты.
На границе леса решаем идти к заброске
быстрее, пока Кожым не вспучило
и совсем не разлило. Вершины противоположного
хребта сливаются в черноте с
тучами, как и в прошлый раз – притягивают к себе
молнии. Там настоящее
безумие творится, которое нас задевает только
крылом. Наверное, за время
нашего отсутствия погода здесь не менялась.
К ночи мы на заброске, быстро
собираемся в надежде пересечь Кожым по
дороге через брод. Реку уже разлило, но мы всё же
пытаемся, пока одного из нас
чуть не сносит. Тогда возвращаемся на берег,
ставим палатку и покидаем сырой,
холодный, неприглядный мир.
–Почему так? – размышляю перед тем,
как заснуть. – Такой пугающий,
чужой мир там, за окном, но он притягивает, я снова
возвратился сюда. Не уж то
затем, чтобы ощущать свою никчёмность?
Конечно нет. Моё ?я? тут совсем ни при
чём. Оно отступает на второй план
перед всеми этими красотами.
Я знаю ответ. Я возвращаюсь сюда,
потому что ничего так не восхищает и
не окрыляет меня, как красоты дикой природы. Моя
душа является сюда
совершенствоваться.
Ощущая себя под тёплым взглядом высших
сил, которые ведут мою жизнь
к чему-то светлому и прекрасному, я незаметно
засыпаю.
День 10, 16.07.2001
Утром видим, как по Кожыму тянутся
белые четкие полосы облаков,
похожие на разорванные вдоль длинные лоскутки.
Одна полоса за другой,
проносятся очень низко. Пакуемся, снова наивно
пытаемся пересечь Кожым, на
этот раз уже в разных местах. На опыте убеждаемся,
что это по-прежнему
невозможно из-за вчерашних, позавчерашних, а так
же прочих многодневных,
обильных европейских дождей. Ладно, решаем
двигаться по этому берегу до тех
пор, пока не найдём место, где будет всё-таки
возможно перейти вброд, другого
ничего не остаётся. Вместо Кожыма пересекаем
знакомую Сэлем-Ю, затем еще
одну, следующую за ней параллельную реку (от неё
идём уже по какой-то
совершенно нереальной дороге) и в результате
снова попадаем на берег Кожыма,
разбитый здесь на множество рукавов. Переходим
эти в нормальную погоду
сухие русла, что оказывается тоже делом не
простым, благополучно достигаем
влажной земли. А через сто метров зарослей
попадаем на отличную дорогу, столь
хорошо просматриваемую с другого берега.
Двигаясь теперь по ней неожиданно
выходим к оленеводам, как оказалось – Ленкиной
матери (нас угощают
пирожками и чаем с молоком), затем проходим еще
километра три до впадения в
Кожым реки Большой Каталамби-Ю, здесь
осматриваемся и от неё ещё где-то
пять, пока не начинает смеркаться. Тут, наконец,
встаем, посчитав, что удобнее
проехать на попутках, которые ходят с верховьев
золотоносной Б. Каталамби-Ю
на Хальмер-Ю чуть ли не каждый день, утром, чем
шагать целый день пешком. В
результате утром удачно останавливаем колонну
наливников, заполняем её своим
барахлом, достигаем массива Хасавар-Из (наивысш.
точ. 1051м), знакомому еще
по 99-му году, и выгружаемся.
Рома, ещё с вечера свалившись в
дорожную лужу и извалявшись там по
уши, до сих пор нервничает, счищая налипшую на нём
из-под колёс новую грязь.
Он вчера долго отмывался, и как
оказалось, зря. Мы с Лёшей смеёмся над ним.
День 11-ый, 17.07.2001
Погода великолепная, солнечная, но не
сказать что тепло – ветер холодный,
северный. Доходим до известного балка и находим
наши позапрошлогодние
фантики от конфет. Они выглядят как новые. Да,
время здесь не в счёт! Едим и
затем двигаем в гору к виднеющимся отвалам
штолен и геологоразведочным
ямам. Лазаем по штольням, рассматриваем хрупкие
большие кристаллы льда,
кристаллизовавшие всю внутреннюю площадь
выработок. То и дело спотыкаемся
о ледяные сталактиты, натыкаемся на сталагмиты,
бьёмся о стологматы. Бродим
до тех пор, пока не замерзаем окончательно. Затем
Роман уходит в лагерь, вниз, а
я, пытаясь отыскать какой-нибудь красивый
камешек на отвалах, поднимаюсь все
выше и попадаю в сказочный мир каменных грибов –
следы миллионолетних
выветриваний. Лешка уже, оказывается, давно тут,
сидит как изваяние,
медитирует. Мы начинаем бродить среди останцев
вместе, в результате обходим
чуть ли не весь массив, после чего, приуставшие и
молчаливые, начинаем
спускаться вниз. Я еще раз, как и два года назад,
смотрю на восток, на
возвышающуюся какую-то башню далеко впереди, и
меня снова начинает тянуть
туда, влечет Зов. Обязательно приеду сюда еще раз,
чтобы побывать там!
Массив действует на психику, это
однозначно. Хасавар-Из – необычное
место, место явного определенного и сильного
ощущения. Не удивительно, что
оно является до сих пор крупным месторождением
аметиста – драгоценного
камня, законсервированным впрок. Можно
представить себе, как там, в ледяной
темноте гор, могут засверкать богатства Хозяйки
Медной Горы! И эти
характерные грибы-останцы наверху,
поднимающиеся из недр, близкие до
узнаваемости облака, по прежнему далекое, всегда
потустороннее небо, какая-то
ясность в окружающем воздушном пространстве и
солнечная дымка, смывающая
контуры гор предзакатного края, плюс россыпи
серых безжизненных ломаных
некогда скал – поля камней, да постепенно
настигающий солнце уже не северный,
а ночной, как кажется – звёздный холод – все это
создает сильное чувство
потерянности, безмолвия в тебе, неотвратимости
какой-то судьбы.
В последний раз смотрю на солнце, ухожу
вниз, в наступающую на
вершину Хасавар-Из тень.
День 12-ый, 18.07.2001
Покидаем Хасавар-Из, двигаемся по
Кожыму и затем по ручью Николай-
Шор, по дороге и тропе. С погодой нет проблем,
снова солнечно и не жарко, под
рюкзачком в самый раз. Доходим до места известной
бани, которую в прошлое
посещение чуть не сожгли. Бани нет, домик рядом с
местом, где она была, теперь
представляет собой нечто, сооружённое из
ощеренных в разные стороны досок.
Ночуем в оборудованном под жилье
оленеводческом балке, появившемся, по
видимому, совсем недавно.
День 13-ый, 19.07.2001
Доходим до истоков Николай-Шора, пьем
чай у не очень-то гостеприимных
геологов. Я залезаю на массив горы Лопча-Из (1417м),
а ребята уходят в посёлок
Желанный с целью раздобыть продуктов, а после
совершить восхождение на
Народу** – самую высокую вершину Урала. Остаюсь
один. Спускаюсь с горы,
возвращаюсь. Ночую в том же балке.
День 14-ый, 20.07.2001
Второй день болит проткнутая занозой
ступня. Ранку я расходил и
чувствую себя скверно, но покидаю балок и ухожу,
хромая, по направлению к
горе Гранитная (1223м) уже известным маршрутом.
Дорога скачет по увалам верх
– вниз, вокруг красивые горы. Останавливаюсь
вблизи Гранитной, лезу на неё за
камнями и тоскливо брожу по вершине. Под вечер
слышу гул машины, думаю –
ну что ж, бывает, оказывается – нет, машина прет
на Гранитную и
останавливается в двадцати – тридцати метрах от
меня. Смотрю: да это же
знакомые мутные геологи! Выныриваю из-за камней,
рисуюсь, пугаю их
неожиданным своим появлением. Геологи
воспринимают визит чуть ли не в
штыки, один роняет себе на ногу молоток от
неожиданности, но я не обижаюсь и
просто тащусь от собственного такого поведения.
Брожу по горе почти до заката и ухожу в
лагерь.
День 15-ый, 21.07.2001
Снова лазаю по Гранитной, с интересом
рассматриваю масштабы и способы
произведенных здесь некогда работ. Всю гору
изрыли разными выработками – и
канавы, и штольни, и карьеры. Нахожу какой-то шурф
с подъемом, как у колодца.
Все шатается, скрипит. Это ж надо какое
извращение – камни из узкого шурфа
ведром вычерпывать!
Нахожу несколько приятных образцов.
День 16-ый, 22.07.2001
Что-то ребята запаздывают –
договорились встретиться сегодняшним
вечером на реке Народа, но я их жду здесь, под
Гранитной, на дороге. На гору
сегодня не пошел, мылся в речке. На закате ходил
встречать – не идут.
Припёрлись ночью. Я уже засыпать начал,
как слышу сквозь сон, как кто-то
ругается, спорит, кричит. Выбегаю из балка – ба,
знакомые всё лица!
–Где мой рог? – с ходу орёт Лёша.
–Какой рог? – спрашиваю его я.
–Который ты спёр!!!
Но я уверяю, что не брал его вонючего
зелёного рога, потому что он мне и
задаром не нужен. Дело в том, что ребята, когда мы
расставались, скинули свои
вещи в доме Николай-Шора, намереваясь подхватить
их на обратном пути.
Видимо, кто-то полазил по этим вещам в
их и моё отсутствие. Украли
фотоплёнку, леску, крючки и рог, который Лёша так
упорно тащил через перевал.
Слава всевышнему, что катамаран с
вёслами не тронули! Удивляемся: воровство
– дело на Севере невиданное. Раньше за это
расправлялись местным судом, даже
убивали.
Обсудив происшествие тут же
отправляемся в путь дальше.
День 17-ый, 23.07.2001
Идем – встречаем солнце. Красота!
Травы нежно серебрятся в теплом свете
холодного утра. Я фотографирую это, фотографирую
еще какой-то загнутый к
вершине пик рядом с вершиной 1172 метра, чернеющий
на жёлтом фоне восхода.
Но снимки не получаются, как
оказывается в дальнейшем. Очередной ?Зенит?
подводит меня: в этот раз камера решила больше не
транспортировать плёнку и
экспонировать один и тот же кадр до
бесконечности! Жаль!
Проклятые ?Зениты?!
Проходим мимо Гранитной и по дороге,
начиная с длинного отрога, делаем
спуск к ручью, который приведет нас к реке Народа
– следуем этапом
прошлогоднего возвращения в обратном порядке.
Навстречу поднимается
молочно-белое облачко, оживлённо приветствует
нас, будто живое. И откуда оно
там, внизу, только взялось? Ручей, именуемый
Панеча-Шор, представляет собой
живописную в каждом повороте речку, пробивающую
себе путь в красивом
несложном рельефе долины, покрытой светлыми
березняками и к устью – еловым
лесом. Места очень красивые, можно извести целую
пленку, а то и две.
Будь проклят мой фотоаппарат!!!
По дороге ребята рассказывают о своём
путешествии в Желанную.
Переходим Народу и в девятом часу
укладываемся спать. Начинается
дождь.
День 18-ый, 24.07.2001, правда еще 23-е
Подъем под вечер. Как проснулись –
дождь кончился, как по заказу.
Вылезаем из жалкого убежища –
провисающей мокрой палатки – в сырой
неприглядный мир. Первое, что видим, это
разбушевавшуюся от беспокойных
дождей реку. Хорошо, что её уже перешли. Вскоре
выходим.
Курс – урочище Хобе-Ю. Все знакомые
места. Знакомые скалы, на них
растут кедры. Известный подъем. Потом спуск с
горки, где шли некогда
геологоразведочные работы и выход к широкой
седловине – подножию массива
Большой Чендер (1268м, он остаётся справа, дорога
пролегает вдоль него).
Отсюда пред тобой, наконец, проступает
из пространства, начиная с горы
Пирамида (1177м) на переднем плане, все
долгожданное величие южных гор
Приполярного Урала. Спускаемся с седла,
переходим реку Листапенди-Шор, с
дороги начинается тропа к Хобе-Ю и вот, пройдя по
ней от реки километра три,
мы достигаем, где-то уже под утро, знакомого
домика, высокого кедра.
Хобе-Ю некогда было центральным пунктом
геологоразведки. Баня ниже
по ручью, несколько рубленных домиков, конюшня.
Отсюда один день перехода,
и ты в Парнуке. Дальше то же самое: Омега-Шор,
Неройка. Всё по дню. От
Парнука есть и другие направления.
Теперь партий никаких нет, стекол в
окнах тоже. Домик существует на
общественных началах за счёт туристов (в
основном зимних) и оленеводческих
бригад. Целлофан, набитый на окна, рвётся, надо
будет захватить кусок оного на
замену, если ещё попаду в эти места.
Дни окончательно перепутались.
Просыпаешься – то ли утро, то ли вечер,
не разберешь, всё как одно. Я определяю по
ощущению: утро – чувствуешь одно,
вечер – совсем другое. Замечаю, что у моих
товарищей такого способа
восприятия мира нет.
А ведь тело знает! Достаточно ощутить
его реакцию, состояние. Мысли тут
не помогают. Размышление – это следующий процесс:
стратегия выбора
действий. А ощущение – это призыв к самому
действию. Ощути и реагируй
соответствующе: идти – не идти, говорить – не
говорить. Со временем
привыкнешь поступать так: определять погоду,
например. Это легко понять,
просто труднодоступно из-за барьера: в
мировоззрение людей городской жизни,
где всё протекает по расписанию, это не
укладывается.
Ощущать путь – это и есть по нему идти.
Двигаться. И двигаться надо в
соответствии с ощущением. Тогда все приходит
само.
Но я отвлекся. В общем, тогда мы легли
спать где-то под утро.
День 19-ый, 25.07.2001
Пока спали, с неба опять были какие-то
дожди. Теперь поднялся ветер.
Брожу вокруг Хобе-Ю, разглядываю гору
Пирамида, которая высится
прямо перед домом и является фоном к лесу. Нахожу
какую-то тропу,
начинающуюся от домика и уводящую куда-то к
массиву Б. Чендер. Может быть,
это тропа в Долину Смерти, спрашиваю я себя? Нет,
не похоже. Такой тропе
проще быть на реке, там она и есть, правда, старая.
Куда же ведёт эта? На
километр иду по тропе, затем возвращаюсь.
На подходе к дому вижу такую картину.
Алексей Сахнин стоит на пороге
дома в чём мать родила, обутый в найденные им в
доме дырявые калоши, и
поливает себя из ржавой консервной банки водой,
которую черпает тут же из не
менее стоящего ведра, подобранного за домом на
свалке. И сопровождает всё это
песнями революционного содержания. Оказывается,
это он моется в холодной
горной воде. На реку идти холодно, он решил по
быстрому справить это дело
прямо здесь, на пороге, чтобы по окончании
обмывания быстро нырнуть за дверь
к печке.
В общем, у меня нет слов.
Лениво собираемся, под вечер приходим
на реку Хобе-Ю и поворачиваем
направо, к ее истокам. Вскоре, упершись в скалу,
переходим реку. Начинаем
медленно огибать грандиозное сооружение природы
– гору Пирамиду, пока не
достигаем места, где на карте отмечено «баня». Но
бани в этом году, увы, уже не
предвидится – мишка похозяйничал, всё разодрал.
Мы наблюдаем следы его
присутствия: куски брезента, раскиданные по
поляне. Просто мишка, бывает не в
духе. Хозяйничает на заимках, ломает что может,
рвёт. Или еду ищет? Кто его
знает, какое и от чего у него такое настроение!
–Вот видите, как я вовремя! – говорит
Лёша на это. Это он о том
свинарнике на пороге, который устроил.
В общем, ни бани помыться, ни медведя
сфотографировать. Одно
разочарование! Зато чувствуем дым, слышатся
голоса, мелькают фигуры –
люди!!! И люди эти, как оказывается, из-под Байкала,
из города Братск. Работают
здесь: производят экологическую оценку
местности, изучают состояние флоры и
фауны, для чего и заброшены сюда на три дня. Мы
останавливаемся, общаемся,
мне показывают образцы минералов с Пирамиды,
решаем ночевать. Я собираюсь
идти на гору за камнями утром, но не могу заснуть
и иду посреди ночи. С верха
созерцаю Долину Смерти, нахожу в старых
выработках камни. Спускаюсь, погода
меняется на теплую, ем и отдыхаю. Солнышко
пригревает – уже сплю. Часов в
двенадцать дня мы выходим.
–Летите с нами, посмотрите Обь! –
предлагают напоследок люди.
–Спасибо, нет, – отвечаем мы. – нас
ждёт Неройка.
День 20-ый, 26.07.2001
Продолжаем огибать гору Пирамида, всё
больше выравнивая курс на юг.
Мимо пролетает вертолёт за нашими экологами.
Поднимаемся по ручью Ошка-
Вож, затем по его притоку Северный Перевальный.
На перевале оказываемся где-
то во второй половине дня. Здесь
приостанавливаемся и восходим на одну из
ближайших вершин массива Теньдер-Из. С вершины
горы хорошо
просматриваются: вот под нами – долина Маньхобею
с горой Рума (Ведьма,
1401м), на заднем плане гора Шамок (всего 646м). За
ними видна впадина реки
Парнук, дальше пики г. Городкова (1092м) и г. Кыкъю
(1283м) совсем далеко
торчат шпили г. Сале-Урнехум (1411м) и г. Неройка (1645м).
Но самое
интересное, что виден городок Саранпауль, а он
километрах в семидесяти отсюда:
это белая полоса со сверкающей светлой высокой
точкой на фоне тайги –
серебристой водонапорной башней. Красота!
Позади четко вырисовывается гора
Пирамида, оправдывая тем самым свое
название: солнце в таком ракурсе падает на неё,
что одна половина горы
принадлежит дню, а другая погружена в ночь. И
посыпанные снегом горы Б.
Чендера за ней. Следы вчерашнего дождя…
Вообще погода на Приполярном Урале
штука хитрая. Бывает, что
маленькая откуда ни возьмись тучка в ясном небе в
короткий срок может
расползтись так, что закроет собой горизонт, и
наоборот – тучи вдруг могут
исчезнуть ни с того ни с сего, растаять на глазах,
а с ними и любая непогода.
Ничего здесь не бывает постоянным.
Единственное, что постоянно всегда, так это
ветер. Он, можно сказать, рождается здесь, живёт
как в колыбели. И комары. Но
я снова отвлекся.
С перевала спускаемся по тропе, затем
тропа теряется в океане карликовой
березки. Километров восемь до реки идем лесом,
перебираемся через завалы и
камни, затем решаем передохнуть. Перекусываем
чем бог послал и переходим
реку Маньхобе-Ю. Не найдя тропы на другом берегу,
начинаем двигаться по
азимуту в надежде выйти на обозначенную на карте,
ведущую в Парнук тропу.
Так и случается: пройдя лесом
километров шесть, неожиданно натыкаемся на нее,
всю поросшую молодым березняком и этим приметную
на расстоянии. По этой
тропе к ночи достигаем реки Парнук, а через
триста метров влево по дороге, к
которой примыкает тропа, и самой базы Парнук –
уютного тёплого домика.
День 21-ый, 27.07.2001
Кто не был на Парнуке, тот не был на
Приполярном Урале!
Просторный дом полный сухарей и сухих
грибов приветно встречает нас.
Запихнув в рот по паре кусков
затапливаем печку, располагаемся. Оттаиваем,
становится веселее. В доме чувствуется рука
хозяина. Сразу видно, что люди
посещают это место, приходя по дороге,
проложенной сюда из Саранпауля. Как
хорошо себя чувствуешь, когда видишь чью-то
заботу! Надо всегда прибирать в
балках и оставлять добрую память о себе. Ведь так
плохо приходить в сырой,
пустой дом!
Под утро, разнеженные теплом и пищей,
засыпаем и спим. А проснувшись
днем, делаем баню.
Какая здесь баня! Новая, отлично
сработанная! Напарился пихтовыми
ветками и по мосткам раз – прыг в ледяную воду!
Плюс место живописное –
напротив скалы, у скал – заводь. Красота!
Напарившись, отправляюсь погулять. Да,
дорога на Саранпауль нахожена
изрядно. Если постараться, то даже за день можно
дойти! И тут неожиданно
встречаю банду пожилых туристов – минеральщиков,
двигающихся на
Парнукское плато.
Обмениваемся приветствиями.
Наш дом уже обжит. Поэтому они
распологаются в соседнем балке, тоже
поддерживаемом в отличном состоянии, но менее
уютном: балок это не дом. Зато
ужинали и пили чай вместе. Лёша что-то намекнул –
и нам оставили с утра еды:
каши и консервов.
О еде, кстати, надо сказать отдельно.
Изначальное количество продуктов у
нас не более чем на семьдесят процентов похода,
да и это при жесткой экономии.
В общем, с ней проблемы… Когда на
снаряге уже не сэкономишь, значит,
остаётся только на еде. Лёша и не предполагал, что
его ждёт, когда отправлялся в
этот поход. Ещё в поезде он устроил целый скандал
из-за сахара, который мы
отказались ему выдавать к чаю. На наше заявление,
что сахар выдается в
количестве два кусочка в день, при чём поезд в
этот расклад не входит, он
непонимающе хлопал глазами, и обвинял нас,
начиная с жадности, во всех
смертных грехах. Здесь, в горах, до него, наконец,
дошло, что мы имели в виду, и
первые дни он, привыкший есть хорошо и без меры,
просто не находил себе
места, постоянно рассуждая о курицах, сметане,
хот-догах и проч. А так же не
давал спокойно спать по ночам, в прямом смысле
слова вздыхая и чавкая во сне.
Спустя недельку это у него прошло, но
появилось нечто новое, скрытое в глубине
души – при любом удобном случае Лёша не упускал
момент добыть чего
съестного, реагируя чуть ли не инстинктивно. В
последний раз сожрал сахар у
экологов под Пирамидой, например. Что это,
рефлекс? На прямой вопрос Лёша не
отвечает. Говорит: такого не было.
Но сейчас он опять воспользовался
ситуацией и сделал так, чтобы нам дали
еды. Я сказал Лёше об этом.
?Посмотри на себя! – ответил мне он. –
Бомж, у каждого балка в помойке
копается! Собирает всякий мусор!?
Я возмутился. Потом испугался. Не уж то
это такая же правда, как с Лёшей?
И я за собой просто не замечаю?
Вспоминаю, что на самом деле, тащу в рюкзаке
всякий хлам. Алюминиевый кожух от какого-то
двигателя, который я
приспособил под котелок, например.
Разговорившись и придя к консенсусу
решили, что у Ромы тоже есть
странность, которую мы тут же назвали ?бугризм?.
Она проявилась ещё в поезде,
в тот момент, о котором я уже упоминал. Началось
всё с того, что Рома, по
которому было видно, что спать ему совсем не
хочется, вдруг заявил
недовольным голосом, что наш дурацкий смех
мешает ему спать. Слово
?дурацкий? как-то заранее очень смешно на нас с
Лёшей подействовало. Давясь
подступающим приступом, мы предложили Роме
присоединиться и посмеяться
тоже. Тогда Рома сказал, что он не видит в нашем
разговоре ничего смешного и
говорит очень серьёзно. Но это вызвало только наш
истеричный хохот, что Рому
в свою очередь просто взбесило. Он вдруг сказал,
что если мы сейчас же не
заткнёмся, он завяжет шнурки на наших ботинках на
сорок узлов…
Я смеялся до болей в животе. Пока Рома
вязал ботинки, мы с Лёшей ржали
непрерывно. Мы поняли, что Рома попросту не
понимает нашего смеха, и это
раздражает его, как быка красная тряпка.
Наконец все узлы были завязаны, и
начались издёвки. Мы несколько раз
обсудили процесс завязывания, раз десять
спросили, зачем это нужно было
делать. Но Рома, удовлетворившись ботинками
сполна, теперь никак не
реагировал, и мы успокоились.
Потом, в течение всего маршрута
подобное случалось несколько раз. Рому
каждый раз начинал бесить наш смех, а мы хохотали
над ним до упаду.
Продолжение следует...
ПРИМЕЧАНИЯ
варга* – с языка Коми
переводится как санная дорога. Это колея, имеющая
характерные следы от полозьев саней и оленьих
копыт, появившаяся в результате
периодично повторяющихся миграций оленеводов по
одним и тем же местам.
народа** – самая высокая вершина
Урала. Название горы Народная это
импровизация Комякского слова Народа (ударение
на а)
Арбузов Дмитрий,
путешественник
Denton@pochtamt.ru
Вы читаете этот текст на сайте Академии
Вольных Путешествий.
Вернуться в раздел
"Творчество разных авторов" на сайте АВП.