ГИДРОСТОП НА СУШЕ И НА МОРЕ
(Публикуется по источнику - http://santa.omsk.ru/3p1p1.htm)

   ПРОЛОГ

    Для начала немного о себе. Кто мы такие? Меня зовут Santa, а спутницу мою Эстер.
Как это чаще всего бывает, мы вовсе и не предполагали оказаться там, где мы
оказались. Встретились, практически случайно в Питере на Казани,
разговорились... благо мы друг друга знали и раньше. Тусовались в Москве, в
"Школе Автостопа" и вообще... Я собирался в Хибины и предложил Эстер поехать со
мной в паре, она, не колеблясь ни секунды, согласилась, и вот мы здесь...
    Теперь немного о том самом "здесь", где мы оказались. Сейчас это трасса М-18.
Карелия. Если еще точнее - поворот на Кемь. Мы только что буквально вывалились
из легковушки, застопленной нами еще в Кандалакше. Хибины остались позади, и
видит Джа, наши Хибинские (Хиппинские) похождения тоже достойны описания, но
самым "глобальным" нашим приключением в этой летней вылазке на трассу, стала
поездка на Соловки, о которой и пойдет здесь речь. Присаживайтесь поудобнее, я
начинаю...

    ЭПИЗОД 1. РАБОЧЕОСТРОВСК

    Начало июня 98 года, раннее утро, вышеупомянутый поворот на Кемь. Мы с
Эстер стоим на обочине слегка прибалдевшие. Вчера вечером, выходя на "ночной"
стоп, мы как-то забыли, что находимся на Северах и поэтому к тому что солнце
ночью не заходит вовсе, привыкли только под утро. Я всю ночь развлекал драйвера
байками, Эстер, которую я прикрыл своим словоблудием, как Сашка Матросов
амбразуру, несмотря на мою самоотверженность, так и не смогла выспаться,
продолжать "двигаться дальше" в таком состоянии было бы элементарным
издевательством над своими организмами, и поскольку мы (как всегда) никуда не
спешили, самым простым решением было разбить палатку и немного поспать.

    Проснулись мы часа через три, и ввиду наличия отсутствия потока машин в
сторону Кеми, пошли пешком. Едва мы успели поприкалываться над знаком
"низколетящие самолеты" и приготовились было их стопить, как со стороны М-18
появился маршрутный автобус. Под лобовым стеклом у него была табличка с надписью
"Кемь". Я само собой не стал тормозить и застопил его. Кроме цивильных
пассажиров и драйвера в нем обитала тетушка-кондуктор неопределенного возраста.
Ей мы с Эстер и поведали, не теряя драгоценного времени, о тяжкой судьбе
российского автостопщика, без копейки на кармане, добирающегося из Москвы на
Соловки...
    Тетушка долго (минут десять) на весь автобус возмущалась нашей наглостью. По ее
мнению попасть на Соловки, не имея на кармане ни копья, у нас было ноль целых и
столько же десятых процентов. И вообще, она не могла понять, как мы умудрились
добраться из Москвы до того места, где они нас подобрали. Скорее всего, она
думала, что мы ее обманываем.
    - Ну вы-то подобрали, вот и другие подбирают, - заметила Эстер.
    Тетушка махнула на нас рукой и продолжала заниматься своими прямыми
обязанностями, а именно спихиванием с подножки пенсионеров и прочих льготных
пассажиров.
    - Куда лезете! - кричала она, - у нас маршрутка, у нас ваши льготы не действуют!
    Не хотите платить, ждите рейсовый!

    У вокзала нас высадили. От него, как нам поведала все та же тетушка, оставалось
не так уж далеко и до поворота на Рабочеостровск. Кемь и Рабочеостровск, в свое
время, должно быть стояли друг от друга достаточно далеко, но потом строились,
разрастались вширь и однажды встретились. Поэтому теперь Кемь плавно переходит в
Рабочеостровск, как раз где-то в окрестностях этого поворота.
    На самом повороте стоит церковь, мы располагаемся напротив нее и начинаем
завтракать хлебом с сахаром. Машины, понятное дело, пока не стопим, либо одно,
либо другое, я так думаю.
    - На Соловки добираетесь? - рядом с нами останавливается "УАЗик", водитель
которого, увидев на обочине двух людей с рюкзаками, остановился сам.
    - На Соловки, - ответствуем мы.
    - Что, не берет никто? - с явным сочувствием спрашивает драйвер.
    - Почему не берут, мы пока еще и не голосовали.
    - А, ну ладно, я сейчас заправлюсь, и минут через десять вас заберу, - с этими
словами он разворачивается и едет на заправку.
    Не успевает пройти и пяти минут, как со стороны Рабочеостровска подъезжает джип.
    Водитель, судя по всему, один из "новых карелов".
    - Туристы? На Соловки? Что, не берет никто? Садитесь - подвезу. Я тут на днях
тачку себе купил, сейчас как раз обкатываю. Катаюсь туда-сюда, так что садитесь,
мне все равно куда ехать, хотя бы дело полезное сделаю, вас заброшу.
    Мы благодарим и садимся к нему, тем более, что хлеб с сахаром к тому времени уже
съеден, а драйвер на "УАЗике" еще не подъехал.
    - Я тут недавно еще и катер себе купил, хоть до самых Соловков бы вас довез, все
равно ведь обкатывать, да там в море пока еще льды плавают. Навигация из-за
этого не открыта, так что побаиваюсь я как-то на нем выходить. Все-таки в первый
раз. Вы бы, ребята, малость попозже приехали....
    Под его беспечный треп мы достигаем "порта" Рабочеостровского. Посоветовав нам
обратиться к местному священнику, который, по его мнению, должен был подробно
объяснить нам технологию попадания на Соловки, и пожелав нам удачи, "новый
карел" отправился обратно в Кемь. И в самом деле, нужно же тачку обкатывать...

    На первый взгляд порт больше всего похож на свалку. Но мы с Эстер, в общем-то к
этому готовы, потому что читали о поездке на Соловки Антона Кротова сотоварищи.
    Там сей порт был описан как "куча бревен, из которой торчит российский флаг".
    Так было написано в "Путях по России", это же мы увидели своими глазами, приехав
сюда. Вот только флаг из кучи бревен не торчал, а в остальном все сходится.
    Со стороны этой живописной свалки в нашу сторону направлялись две монашки, одна
лет надцати, а вторая лет... В общем старше первой.
    - Мир вам, сестры, вы не на Соловки случайно?
    - На Соловки. А вы что тоже? - радостно вопрошает младшая.
    - Мы с капитаном уже договорились, в пять часов подходите сюда, вместе поплывем,
- это уже говорит старшая, ласково улыбаясь.
    Я отчего-то решил, что если монашки договорились с капитаном, то скорее всего за
бесплатно, поэтому в пять часов, загрузившись вместе с ними в карбас, мы с Эстер
были немало удивлены, когда в усмерть пьяный мужик, которого монашки представили
нам как капитана, сказал:
    - Ну что, народ, по полтиннику с рыла...
    - Знаем мы вас, - посерьезнев, сказала старшая монашка, - по сорок рублей дадим,
и то только на Соловках. А то вы сейчас совсем напьетесь и мы опять никуда не
попадем.
    Слово "опять" заставило меня нервно вздрогнуть. Эстер посмотрела на
капитана и по ее выражению лица я понял, что она сильно сомневается в том, что
этот человек может напиться еще сильнее.
    Но в этот момент в каюту заглянул моторист и по выражению его... лица я понял
как я заблуждался, когда думал, что капитан был пьян в усмерть. В усмерть пьян
был моторист. Посмотрев на нас мутным глазом, он исчез и через минуту до нас
донеслись звуки, не желающего заводиться мотора и трехэтажный мат моториста, с
помощью которого он собирался его отладить. Монашки поморщились.
    Капитан перевел взгляд на нас и я понял, что самое время что-то сказать.
    - У нас, - говорю, - только двадцать рублей на двоих, зато прямо
сейчас.
    - Давайте ваши двадцать, - поколебавшись с минуту, сказал капитан, забрал деньги
и вывалился из каюты. Очевидно, за добавкой.

    Вернулся он минут через двадцать, в течении которых мотористу так и не удалось
завести мотор, благодаря чему я выучил несколько новых слов из нашего "великого
и могучего", а монашки совсем погрустнели.
    Капитан был явно не алкоголик, один пить не захотел - позвал моториста, но тот
отказался, гордо ответив, что ему еще это корыто на Соловки вести. Капитан не
стал настаивать, пожал плечами и выпил всю бутылку сам.
    Как только пол-литра опустела, по палубе загрохотали сапоги и в каюте появились
новые персонажи нашего "трагикомического романа" - два молодых парня. Они были,
если их, конечно сравнивать с мотористом, почти трезвыми. Человек, которого мы
все до этих пор считали капитаном, сказал:
    - Вахту сдал - и выполз из карбаса на четвереньках.
    Парни сели, положили руки на колени и, ласково глядя на нас, хором сказали:
    - Ну что, по полтиннику с рыла.
    Судя по всему, хозяевами "этого корыта" были они. Монашки пробормотали что-то
про свои "сорок с человека на Соловках". Парни брезгливо поморщились и сказали:
    - Это не деньги, мы уж лучше порожняком пойдем, выметайтесь.
    Когда монашки, собрав вещи, вышли, они уставились на нас.
    - Все, пропали наши денежки, - подумал я, а вслух сказал, - а мы уже дали
двадцать и у нас больше нет.
    - Двадцать - это не базар, - от возмущения один из них даже поперхнулся, - мы их
вам щас отдадим и выметайтесь отсюда на ... Где они?
    - А на них ваш друг поллитру купил.
    - А где поллитра? - оживились парни.
    Я молча указал рукой на пустую бутылку, одиноко стоящую на столике.
    - Сука, - задумчиво сказал первый парень, а второй выскочил на палубу и стал
кричать вслед удаляющемуся товарищу, все, что он о нем думает.
    Я тоже поднялся. Мужик ушел довольно далеко и поэтому не слышал, что именно ему
кричали. Скорее всего он подумал, что с ним решили еще раз попрощаться, весело
махнул рукой и, потеряв равновесие, рухнул в канаву, из которой уже не поднялся.
    - Сука, - повторил парень и мы с ним спустились вниз.
    Долго и мрачно молчали они, затем, указав на пресловутую бутылку выдали
следующее:
    - Ладно, вот ваши деньги, пойдете с нами.
    После чего они опять погрузились в молчание, а возможно даже и в раздумия.
    Плодом этих размышлений стала фраза:
    - Не... порожняком идем... Тебя как звать?
    - Саша.
    - Слышь, Санек, без обиды, сгоняй наверх, верни теток, а то даже выпить не на
что будет.
    Я поднялся наверх. Монашки до сих пор не ушли, очевидно надеясь, что парни
изменят свое решение. Я с радостью сообщил им, что так оно и вышло. Когда я
вернулся вместе с монашками, ребята тупо повторили фразу, звучавшую уже не раз,
и потому изрядно меня доставшую. (Представляю каково было сестрам).
    - Ну что, тетки, по полтиннику с рыла?
    - Но мы же сказали, что у нас только по сорок, - изумились монахини.
    - Не хотите, как хотите, - неожиданно рассвирепели ребята, - ищите других
дураков, дешевле полтинника вас никто из наших не повезет.
    Монашки смиренно собрали пожитки и вышли. В наступившей тишине, сначала были
слышны лишь их легкие шаги, явно удаляющиеся, а затем она была нарушена уже
знакомыми нам матами моториста. Как мне показалось, мотор отвечал ему тем же. Во
всяком случае в его простуженном кашлянии, явно прослушивались нецензурные
нотки. С кем поведешься, с тем, как говорится и наберешься. Моторист, как
выяснилось не остался в стороне от жизни и отслеживал перемещение монашек с
карбаса на причал и обратно. Засунув в каюту голову он сердито сказал:
    - Мужики, порожняком идем. Что на острове пить будем?
    - И правда, - согласились ребята, - Санек, сгоняй-ка верни их обратно.
    - Опять?! - возмутился я, я-то их верну, но они все равно сотку не дадут.
    Давайте вы с них по сорок возьмете, а то и правда потом выпить не на что будет,
а восемьдесят рублей это все ж-таки четыре поллитры. Ну что, звать?
    - Пусть, - махнул рукой один из парней, - давай по сорок.
    - Точно?
    - Без базара... Давай быстрей, а то и так много времени потеряли. Ты заведешь
мотор наконец, мать твою!
    (Это относилось уже к мотористу).
    Я выбежал на причал. Монашки ушли уже довольно-таки далеко. Пока я их догонял,
пришлось мне пробежать мимо канавы, в которую упал мнимый капитан. Он все еще в
ней валялся, и судя по его сладкому храпу и счастливому выражению лица,
собирался валяться там еще долго.
    - Сестры, они согласились по сорок.
    - Да?! - у монашек от всего произошедшего, как видно слегка поехала крыша, -
хорошо, но тогда пусть они матом не ругаются и музыку похабную выключат.
    (А у ребят на карбасе постоянно какой-то блатняк типа Кучина из разбитого
магнитофона раздавался).
    - Ладно, - говорю, - договорюсь я с ними, пойдем.
    Парни, когда я им сообщил о решении сестер, минут пять от всей души матерились,
потом выключили магнитофон и сказали:
    - Зови.
    В это время, не выдержав истязаний, мотор наконец-то завелся. Монашки, боязливо
поглядывая на угрюмо молчавших парней и немой магнитофон, сели напротив нас с
    Эстер и мы тронулись...

    ЭПИЗОД 2. БЕЛОЕ МОРЕ

    Когда мы отплыли от берега и вышли в открытое море, я понял, каким продумком я
был, когда отказался от сомнительного предложения моториста оставить рюкзаки на
палубе. Волны перекатывались через нее с завидной легкостью и регулярностью.
    - А сколько нам плыть? - спросила Эстер у одного из ребят.
    - Да часа четыре...
    Эстер посмотрела на часы:
    - Нормально, часам к десяти придем, как раз успеем мою знакомую застать, у нее и
впишемся.
    (Знакомая Эстер работала в музее. Правда как потом выяснилось на острове ее не
было).
    Веселье началось когда старшая монашка повела носом и сказала:
    - Кажется горелым пахнет, вы не чувствуете? Может с мотором что?
    Парни презрительно на нее покосились и продолжали угрюмо молчать. Минут через
пять, когда запах паленого стал явным, один из них вскочил с места и распахнул
дверь, скрывавшую от нас моториста. Он некоторое время во что-то внимательно
вглядывался, а потом раскатисто рассмеялся:
    - Слышь, турист, а у вас рюкзаки погорели.
    Я подошел. Этот... нехороший человек - моторист, поставил наши бэги настолько
близко к двигателю, что они от тепла расплавились. Вернее поплавился мой рюкзак
и спальник Эстер, который в нем лежал. Я, вполголоса матерясь, чтобы не смущать
монашек, оттащил их подальше от двигателя и вернулся в каюту.

    - Мужики, - в каюту заглянул моторист, - льды...
    Карбас замедлил ход. Эстер выглянула в иллюминатор. Вокруг были льды. Много
льдов. Похоже прав был драйвер, побоявшийся выходить в море на своей новой яхте.
    - Ну что, будем обходить.
    И мы начали их обходить. Льды принесло то ли ветром, то ли течением из Белого
Моря и несло в сторону материка, то есть навстречу нам. Обходили мы их долго, да
так и не обошли. Заметив просвет во льдах, ребята решили прорываться насквозь. Я
вылез на палубу. Красотища! Среди льдин, больших и маленьких, плывет наш карбас,
а кругом насколько хватает глаз - вода. Белое море.
    Шли мы очень медленно, лавируя среди льдин. И несмотря на всю осторожность
несколько раз борт карбаса довольно ощутимо бился о лед. Совершенно не к месту
припомнился "Титаник" и его скорбная участь.

    Но все когда нибудь кончается, кончились и льды. Мы снова взяли курс на Соловки
и пошли полным ходом, но... недолго музыка играла...
    - Трр-дрт-нпрхт-пррртд, - сказал мотор и заглох.
    Как выяснилось я не выношу качки. Когда мы шли полным ходом все было хорошо, а
вот когда встали... Все-таки слишком большие в Белом море волны!
    Монахини стали молиться, мореманы, плюнув на свое обещание - материться, я же,
прикрылся своим плащом и до самых Соловков пролежал не отсвечивая в состоянии
готовальни. Одна лишь Эстер продолжала щебетать как ни в чем не бывало. (Честное
слово, завидую я иногда ее постоянной жизнерадостности, у меня так не
получается. Лишь один раз я видел ее несколько "взволнованной", когда мы попали
в Хибинских тундрах в туман и заблудились. Выбирались мы часа четыре, спускаясь
с гор по мокрому снегу и живым камням, преимущественно на собственных задницах.
    К концу третьего часа Эстер начала материться. О, как она материлась! Никогда и
не от кого в жизни не слышал я такого мелодичного мата. В устах Эстер он звучал
как музыка).

    Придется признаться, что не помню, увы, сколько времени мы стояли, вернее,
сколько времени нас швыряло на волнах как щепку. Часы были только у Эстер, да
меня это тогда как-то совершенно не интересовало. Но, когда мы добрались до
Соловков на часах Эстер было полчетвертого ночи.
    Моторист, как оказалось не зря ел свой хлеб, вернее пил свою водку. Ему удалось
сладить со строптивым мотором, но и мотор был не лыком шит. Так что дальше мы
пошли на малом ходу. Поначалу, все мы с облегчением вздохнули, особенно я. Я
даже привстал на локте и собрался было занять более-менее вертикальное
положение, но оказалось, что на малом ходу карбас тоже неслабо качает и я рухнул
обратно.
    После того как мотор накрылся, моторист и хозяева карбаса в каюте почти не
появлялись, а тусовались в моторном отсеке или на палубе, но вот один из них
спустился к нам и улыбаясь, как, наевшийся сметаны кот, сказал:
    - Ну все, пришли, уже Соловки видно.
    - Ура!!! - сказала Эстер.
    - Слава тебе, Господи! - хором сказали монашки.
    Лишь я ничего сказать не успел, поскольку меня опередил мотор:
    - Трдпр-тррн-спртр - сказал он обреченно и заглох.
    - ... ... ... ... ...!!! - сказали мореманы, - что Колян, опять?
    Колян с головой залез в мотор, порылся в нем и ответил:
    - Пацаны, вы будете-таки смеяться...
    - Не будем, - простонал я из под плаща.
    - ... но у нас кончилась соляра, - закончил он.
    О том, что волны с радостью принялись швырять наш карбас, как только он
остановился, я молчу, ибо больно, вернее тошно мне об этом вспоминать.
    - Что совсем кончилась?
    - А вы ее купили, уроды?
    - Дык мы подумали и поллитру взяли, должно было хватить, кто ж знал, что мы льды
обходить будем...
    - А теперь будем из-за вас болтаться, как говно в проруби!
    Монашек стошнило.
    Моторист чертыхнулся и начал сливать в канистру остатки всех горюче-смазочных
веществ, которые только можно было найти на этом, прости Господи, корыте. Он
даже последние двадцать грамм водки туда вылил. За всю свою долгую жизнь мотор,
наверное ни разу еще не испытывал такого унижения. Он хлебнул этого "коктейля
Молотова", подержал его во рту, прополоскал им горло и осторожно проглотил.
    Удивляюсь до сих пор, как его тогда не вытошнило. Откашливался он минут десять,
но потом все-таки завелся.
    И мы снова пошли. Я не знаю, как у моряков называется ход, который в два-три
раза меньше малого, но мы пошли именно им. Пешком было бы намного быстрее.
    Единственное, что радовало, так это то, что стены монастыря становились все
ближе и ближе. В конце концов мы даже в порт вошли, но здесь бедолага мотор
скончался окончательно и бесповоротно.
    Обидно и досадно было стоять в порту, на виду у всего острова и не иметь
возможности попасть на берег. Единственным утешением было то, что здесь уже не
качало.
    - Нина, вставай, - сказала старшая монашка, очевидно совсем уже охреневшая, - мы
по воде пойдем, как Господь наш ходил! Господь с нами! Стены монастырские нам
помогут!
    В дверь заглянул моторист:
    - Ага, давайте, пи.... аки посуху! Только учтите, что вода за минус. Давайте,
сестры, давайте, только вытаскивать я вас не буду.
    Сестры сели и обреченно стали молиться. Парни, Эстер и я выползли на палубу и
закурили.

    Как все-таки хорошо, что на Соловках все мореманы отличаются преизряднейшим
раздолбайством! Если бы не эта их характерная черта, пришлось бы нам так курить
до самого утра.
    Какие-то упитые и развеселые ребята, катали таких же упитых и развеселых подруг
своих по территории порта. Заметив нас, они подошли ближе и поинтересовались,
что это мы тут делаем.
    Мы дружно, хором, сказали им, что мы тут делаем, и что мы сейчас сделаем с ними,
если они сейчас же, не возьмут нас на буксир и не притащут в порт. По нашим
интонациям и решительным, мужественным лицам парни с соседнего карбаса поняли,
что если они этого не сделают, мы возьмем их на абордаж. А потом, скорее всего
будем долго бить ногами и монтировками. Поэтому они молча кинули нам конец и
дотащили до берега.

   ЭПИЗОД 3. СОЛОВКИ

    Никогда еще не видел я, и вряд ли когда-нибудь увижу, как бегают монашки. А
бегают они, как выяснилось, очень быстро. Наши попутчицы похватали свои пакеты,
подобрали рясы, или как там это у них называется, и так быстро дунули в сторону
монастыря, что мы даже не успели с ними попрощаться.
    И тут, уже на берегу выяснилось, что нервы у Эстер тоже не железные. Она подошла
к парням, крепко схватила одного из них за ворот и начала трясти:
    - Вы сказали, что мы будем плыть четыре часа! Сейчас уже четыре
ночи, - она посмотрела на часы, - музей давно закрыт, где мы ночевать будем!
    Я в это время перетаскивал на берег наши рюкзаки. При этом я чуть было не
свалился в Белое Море, настолько был слаб после качки и всего пережитого. Но вид
хрупкой девушки, схватившей за шкирман здоровенного урку, настолько меня умилил,
что у меня даже сил прибавилось.

    Уже потом, во время проживания на Соловках, мы немало общались с
ребятами, и в ходе общения выяснили, что они и на самом деле урки. У меня даже
сложилось такое впечатление, что на Соловках нет людей, которые ни разу бы не
сидели. Даже на детей, копавшихся в песочницах, я поглядывал с подозрением.
    Что они должны были по идее ответить Эстер? Ну, послать ее куда
подальше, что еще? Мало того, что они нас везли за бутылку водки, выпитую кем-то
другим, так теперь мы же на них еще и наезжаем! Но, их, как видно эта возня с
мотором настолько доконала, что...
    - Сестренка, ты че! Все номанно будет! Базара нет, мы вас привезли,
мы вас пристроим куда-нибудь. Саня, ты подругу-то свою попридержи, а то она мне
уже две пуговицы оторвала!
    - О! Вы ж ведь москвичи?
    - Ну, типа того...
    - А здесь рядом как раз студенты московские живут, сейчас мы вас к ним
и отведем!
    И они повели нас к студентам. Представляю себе, как они обрадовались
бы нашему появлению в пятом часу утра! Кто ходит в гости по утрам, тот... Но
студенты перехитрили всех. Они оказались орнитологами и по ночам жизнь птиц
наблюдали. Так что сколько мореманы к ним не долбились... Рука Эстер снова
потянулась к их воротникам.
    - А давай мы их к Мельнику отведем!
    Тут уже меня проплющило. Я так и представил себе мельницу и безумного
мельника, стоящего у мельничного колеса, с развевающимися седыми патлами,
страшно кричащего в темноту:
    - Какой я вам мельник... Я Ворон!
    На мое счастье Мельник оказался обычным жителем Соловков, то бишь
молодым человеком с уголовным прошлым. Как выяснилось позже, он угнал однажды
мотоцикл, но неудачно, у местного прокурора, и поэтому получил на всю катушку. В
пять утра он уже (все еще) не спал, и появлению нашему не удивился.
    - Слышь, Мельник, тут вот туристам с Москвы переночевать нужно...
    - Не вопрос... пусть ночуют, - Мельник исчез в недрах своей комнаты
и принес початую бутылку, - пить-то будете, а то я уж думал вас не дождусь...
    И друзья свалили пьянствовать на улицу, оставив нас одних.

    Про Соловки можно говорить много. И о монастыре и о... но не я и не
Эстер, пусть кто другой расскажет вам о величии и святости этого места. Я же
скажу лишь, что мы с Эстер, в то время (впрочем, как и по сей день) более
интересовались буддизмом, чем православием, бежали из монастыря, как черти от
ладана, настолько неуместны мы были там со своим буддизмом...
    А вот про мирское, с нами на Соловках произошедшее, рассказать
можно.
    Заходим в продуктово-промтоварный магазин. Над одним из стеллажей
большое, написанное от руки объявление: "Консервы только в пищу животным!", чуть
ниже и помельче: "Без предварительной термообработки не употреблять!".
    На полках ряд литровых стеклянных банок со смешными ценами (50 коп., 1 руб., 1
руб. 50 коп.) Читаем названия: "Свекла маринованная", "Яблочное пюре",
"Охотничий салат"... Если верить этикеткам, просрочены всего-то на полтора года.
    На вид вполне себе съедобны. Покупаем парочку на пробу, и провожаемые взглядами
пока еще ничего не подозревающих продавцов, удаляемся дегустировать покупки
домой, к Мельнику.
    Потребляем мы их с гречневой кашей (Мельник работал в местной
котельной кочегаром, но ввиду полного отсутствия у начальства финансов, зарплату
получал продуктами, в основном разнообразными крупами, коими он нас усиленно
кормил все дни нашего пребывания на острове), и понимаем, что долгое пребывание
в банке не пошло свекле маринованной во вред, и что есть ее очень даже можно.
    Далее следует картина сыром по маслу. Спустя полчаса после первого
посещения магазина у прилавка снова появляемся мы, на этот раз втроем: я, Эстер
и мой свежезаштопанный рюкзак.
    - Значит так, дайте нам, пожалуйста штук пять свеклы, штук пять
пюре, штуки три вот этих, что по рупь двадцать... Эти брали? Не, эти не надо,
они неприкольные... А вот этих давайте, тоже пяток, ага, по рублю. И вон тех
пару...
    Пока я укладываю в рюкзак все это богатствие (около 20 банок в общей
сложности), одна из продавщиц, взирая на нас с суеверным ужасом, спрашивает у
    Эстер:
    - Извините, а вы что, все это сами есть будете?
    - А как же! - отвечает Эстер.
    - ...а вы кто, ребята?
    - Мы? Автостопщики? - гордо отвечаем мы.
    - Мда... - это все, что может сказать продавщица, и уже вслед нам
задумчиво произносит:
    - Жаль вас вчера не было...
    - А что было вчера?
    - Вчера у нас бесплатный просроченный лимонад закончился.
..
    Дня через три спрашиваем у Мельника:
    - Слушай, а это ничего, что мы у тебя живем? Не надоели еще?
    - А мне-то что? - удивился Мельник, - живите сколько хотите...
    Славный парень... Как-то ночью наши мореманы к нему пришли, пару
поллитр принесли (ну, это как всегда) и гитару. Как выяснилось через полчаса,
песню они знали только одну, вернее ее знал Мельник. Называлась она "Королева
двора". Донельзя жалостливая, о судьбе какого-то мелкоуголовного парниши в эту
самую королеву влюбленного. Понятное дело где-то к середине песни ему накинули
срок, за что уже не помню. Слушать спокойно такое я не мог, слеза меня душила,
скупая мужская слеза. Когда они спели ее раз пять, я не выдержал, и отняв у них
гитару, спел Башлачевские "Мельницу" и "Хозяйку".
    - Круто, - сказали мореманы, и налили мне сто грамм, - а теперь
давай, Мельник, "Королеву"!

    Идем по грунтовке лесной к одному из скитов, кругом красота: самая
яркая зелень на деревьях - весенняя, птицы поют, зайцы через дорогу сигают.
    Обращаю внимание на бетонную плиту, чуть в стороне у дороги лежащую. Вроде бы на
ней что-то камушками выложено, надпись какая-то. Кто из нас в свое время так же
на свежеположенном асфальте не писал? Подходим поближе... По плите разноцветными
камушками пляшет надпись:
    - "У нас в деревне были тоже хиппаны".
    Да уж... Прав был Владимир Семенович:
    - "Проникновенье наше по планете, особенно заметно вдалеке"...

    Всегда приходит время возвращаться, или по крайней мере идти дальше.
    В один прекрасный день и мы с Эстер понимаем, что нам пора. Спрашиваем в музее:
    - А ваш катер когда пойдет на Кемь?
    - Дня через два, - ответили нам, - билеты уже можно брать.
    - И сколько?
    - 90 рублей, для жителей Соловков - 40, для иностранцев - 20 баксов.
    - Слава Джа, что мы не иностранцы! Нет уж, спасибо, мы как-нибудь
сами. Поскольку в порту кроме одного грузового теплохода именем "Даурия" ничего
больше не было, и более того, в ближайшее время не предвиделось, мы бодрым шагом
взошли на борт оного и спросили у первого же встречного, как нам найти
капитана.
    - Я бы вам показал, - флегматично выдавил из себя моряк, - но меня
ломает. Вы идите, короче дальше, и как увидите мужика в самой грязной телаге,
так это и есть капитан...
    И мы пошли по "Даурии" внимательно разглядывая народ на ней
обитающий, частию занятый погрузко\разгрузкой, частью околачивающих груши. Когда
мы обошли ее пару раз, у нас остался только один кандидат на роль капитана. Он
сидел в небольшом подъемном кранчике и курил. Его телага была неимоверно грязна.
    - Здравствуйте, вы капитан?
    - Я... а как вы меня узнали?
    - Да нам вас описали.
    - А-а-а, - протянул капитан и почему-то расплылся в широченной улыбке,
- а что вам нужно?
    - На Большую Землю попасть. Вы же в Кемь отсюда пойдете?
    - Наверное.
    - Рулес. А с вами можно?
-     Мне-то что... Вы с пассажирским помошником поговорите. - и капитан
взялся за рычаги, потеряв к нам всяческий интерес.
    Мы сошли на берег, сели на перевернутую лодку и стали честно ждать
прихода пассажирского помойника. Когда он наконец-то появился, я подкатил к нему
с тем же вопросом, с каким до этого подходил к капитану. Ответ его был почти
таким же:
    - А мне-то что? Плывите, конечно. Только... если ребята спросят, вы им
не говорите, что я вас без денег взял, а то обидятся.
    - Ладно, - отвечаю, - а когда вы выходите?
    - Пока не знаю. Вот придет вечером баржа с Кеми, там видно будет.
    Приходим вечером. Рядом с "Даурией" стоит баржа. Так, уже лучше.
    Спрашиваем:
    - Ну так что, когда выходим?
    - Сначала разгрузим баржу, потом погрузим, потом... - помошник явно
загрустил.
    - Что "потом"?
    - Потом видно будет. Завтра наверное. С утра или днем.
    Приперлись утром - грузятся. Весь день боялись далеко от порта отойти,
вдруг без нас уйдут... На все наши вопросы, касающиеся времени отправления
капитан и его помошник отвечали односложно:
    - А хрен его знает.

    Где-то под вечер понимаю, что если так и дальше будет продолжаться,
то мы просто не успеем погрузиться и они уйдут без нас. Решения ребята принимают
явно в последние секунды. Поэтому мы плюнули на все и перетащили уже собранные
рюкзаки на борт, тем более что договоренность уже была... Минут через двадцать
после того как мы это сделали, "Даурия" стала поднимать якоря. Не успели мы
порадоваться своей предусмотрительности, как к нам подошел пассажирский
помошник:
    - Ну, что, мы уже выходим. Жаль что без вас...
    - Почему без нас?
    - Ну как... У вас вещи, наверное в поселке, а мы ждать не можем, у нас
каждая секунда дорога.
    - Вещи наши на борту, говорю я, а сам поражаюсь своей
предусмотрительности, а пассажирский помошник дивится ей еще больше.
    - Ну что ж, тогда с Богом!
    - Да хранит нас Джа!
-
    ЭПИЗОД 4. ОПЯТЬ-ТАКИ БЕЛОЕ МОРЕ

    Не знаю, есть ли вообще в Белом море серьезные люди. Лично у меня
после общения с моряками "Даурии", (при мореманов с карбаса, я вообще молчу),
сложилось впечатление, что на все суда бороздящие его просторы, кроме полных
разгвоздяев никто больше не нанимается. Вполне возможно, что ведется даже
какой-то отбор отъявленных пофигистов и сказочных долбаков, с огроменным
конкурсом, как в МИМО.
    Когда на Карелию уже опускалась ночь, мы подошли к берегу и встали на
якорь. Когда нам надоело стоять и пялиться на берег мы подошли к капитану и
поинтересовались у него по какой из неведомых нам причин мы не причаливаем.
    - А у нас осадка большая, - поведал нам капитан, сосредоточенно
ковыряясь спичкой в зубах, мы ближе просто не сможем подойти.
    - Так, интересно... А баржа может?
    - И баржа не может.
    - А лодка? Лодка у вас есть?
    - Нету у нас лодки.
    - Как нету?! А как же мы на берег попадем?!
    - Вот если приплывет из Кеми учетчик, с ним и переправитесь. Может
быть.
    - Что "может быть"?
    - Может быть приплывет. - и капитан отправился спать, оставив нас
стоять на верхней палубе в полной прострации, в ожидании мифического учетчика.

    Часам к двенадцати следующего дня, то, что никакой учетчик не
приплывет, стало ясно не только нам с Эстер, но и капитану. Он сам подошел к
нам, и уныло взирая на берег молвил:
    - Значит так, учетчик, похоже, уже не приплывет, так что если хотите,
можете с баржей на Соловки вернуться. А можете с нами в Нюхчу.
    Возвращаться на Соловки нам не хотелось никаким местом, и поэтому я
заинтересовался неслыханным ранее географическим названием:
    - Что есть Нюхча?
    - О, Нюхча! - неожиданно оживился капитан, - Нюхча - это Большая
Земля, там поезда ходят, оттуда вам легче будет до Москвы добраться..
    Естественно мы согласились на Нюхчу. Единственное, что меня
беспокоило, так это то, что в своем стопнике я ничего похожего не обнаружил.
    Более того, никто (НИКТО!) из членов команды не смог ткнуть в карту пальцем,
дабы показать где сия Нюхча находится.

    Снова вышли в море. Баржа, погудев нам на прощанье, пошла на
Соловки, а мы взяли курс на неведомую Нюхчу. Все это время команда не обращала
нас абсолютно никакого внимания, несмотря на то, что мы практически все время
торчали в кают-компании и пили их чай с их же печеньем. Первым нас заметил кок,
как только кончилось печенье. В глазах его появился проблеск мысли:
    - Может быть вы гречки с тушенкой хотите?
    - А то ж! - ответили мы и начали экономить соловковские консервы уже
при помощи гречки.
    Часов в девять встали на якорь. Мы вылезли на палубу и узрели...
остров. Остров был мал, сир и убог. Из него весьма криво росли три сарая, а на
волнах болтались три-четыре моторки. У сараев сидело, очевидно все население
острова: шестеро мрачных мужиков в телогрейках, сапогах и с папиросами в зубах.
    На наше появление они отреагировали... никак. Я до сих пор убежден, что если бы
перед ними всплыла подводная лодка и поинтересовалась, в какой стороне
Москва-река, они бы ничуть этому не удивились.
    - Что это? - указуя на остров, спросил я у подошедшего капитан, так и
ожидая какого-нибудь подвоха.
    - Это Кирбостров. - горестно вздохнув ответил капитан.
    - А где же Нюхча? - присоединилась к допросу Эстер.
    - К Нюхче мы подойти не можем, - терпеливо начал объяснять кэп, - у
нас осадка большая. Вот если с берега придет моторка, она вас сможет и до Нюхчи
отвезти, а там уже поезда...
    - А если моторка не придет? - мрачно спросил я.
    Капитан пожал плечами и отправился в кают-компанию пить чай без
печенья. Нам оставалось только надеяться, что мужики на берегу все же страдают
любопытством и рано или поздно заинтересуются какого черта мы встали на якорь
рядом с их Богом забытым Кирбостровом.

    Cлучилось это примерно через час после нашего появления. Один из
мужиков лениво завел моторку и направился в нашу сторону. Как только он поднялся
на борт к нему подошел капитан. (До сих пор мне не дает покоя одна мысль:
неужели он вел "Даурию" к Кирбострову лишь за тем, чтобы доставить нас на
материк? Ибо других дел на острове, как я понял у него здесь не было).
    - Ребят двоих в Нюхчу отвезешь? - спросил он у аборигена, глядя
куда-то за горизонт.
    Мужик окинул нас взглядом, обошел вокруг и спросил, обращаясь
исключительно к капитану:
    - А кто они такие?
    И тут капитан выдал фразу от которой меня плющит по сей день:
    - А кто их знает? - и пошел вдоль борта, потеряв к нам всякий
интерес.
    Мужик проводил его взглядом, пожал плечами и решив разобраться с нами
лично, спросил уже у нас:
    - Вы кто?
    Я рассказал ему легенду о двух московских студентах, оставшихся на
Соловках без денег и добирающихся домой на всем что подвернется. Объяснение мое
мужика почему-то не удовлетворило.
    - Я бы вас взял, мне-то что, - сказал он задумчиво, - но я же вас не
знаю...
    - Вот и познакомимся! - вырвалось у Эстер.
    Мужик почесал репу:
    - Ну ладно, садитесь.
    Когда я уже перебрасывал в лодку наши рюкзаки, к нам подошел капитан и
как всегда, глядя куда-то в пустоту сказал:
    - А то смотрите, если хотите можете с нами пойти, мы вас в другом
месте высадим.
    - А куда вы пойдете? - оживился .
    - Пока не знаю, может в Архангельск, может...
    - Понял, - прервал его я, - мы, пожалуй все-таки в Нюхчу пойдем, раз
уж решили.
    - Ну-ну, - пожал плечами капитан, - мое дело предложить.

    Да будет благословен теплоход "Даурия" (порт приписки Архангельск) -
рассадник пофигизма и разгвоздяйства, и вся его команда - тусовище даосов и
дзен-буддистов. Вспоминается как боцман решил выяснить кто мы такие, и то на
второй день совместного плавания:
    - А вы вообще откуда взялись?
    - Дык мы это...
    - А, понятно...
    Остальные обитатели теплохода (всего их было, не считая капитана и его
помошника человек десять), скорее всего не заметили нашего исчезновения, точно
так же, как не обратили внимание на наше появление. Ах, да! Пассажирский
помошник стоял на палубе, когда мы отходили от судна на браконьерской лодке, и
даже помахал нам рукой, хотя я склонен временами думать, что мне это
померещилось.

    На удивление быстро нам удалось найти общий язык с хозяином лодки.
выяснилось что Нюхча это не плод больного воображения капитана, а реально
существующая деревня, типа село на материке, на границе Архангельской области и
Карелии, примерно в двухстах километров от трассы М-18. Кроме того выяснилось,
что нам предстоит еще часа три идти до материка, а потом еще столько же
подниматься вверх по реке с одноименным названием. Во что мы влипли я понял,
как только дно нашей лодки начало скрестись о дно Белого моря.
    - Что это?
    - Отлив. Да и лодка перегружена, - сообщил мужик и добавил, - но это
все семечки, до Нюхчи-то мы дойдем, (он имел в виду реку), а вот как мы по ней
будем подниматься не знаю...
    Само собой мы по ней поднялись, и видели бы вы, как мы это сделали!
    Имеджен: Карельские леса, по резко обмелевшей речке, в белую ночь плывет лодка.
    А в ней живописная троица: хозяин лодки в плащ-палатке, управляющий ею при
помощи мотора и такой-то матери; волосатый пипл (ваш покорный слуга),
отталкивающийся от дна и камней длинным шестом; и красивая девушка, сидящая в
центре и переставляющая наши рюкзаки, дабы сместить центр тяжести в нужную
сторону, в зависимости от того, чем мы садились на мель, носом или кормой.

    ЭПИЗОД 5. НЮХЧА-БЕЛОМОРСК

    В Нюхче мы были на рассвете, провожаемые собачьим лаем, дошли до
подобия вокзала и ознакомились с расписанием. Два поезда в день, один из них
часов через шесть. Я был за то, чтобы вписаться у дежурной, но Эстер уговорила
меня пойти ставить палатку. Спорить с женщиной я не стал, а зря, как выяснилось
через пять минут, именно в этот день в Карелии проснулись комары. Что такое
комары знают все, объяснять не надо? Хотя Эстер они почему-то не жрали...
    К вписыванию в поезд мы были морально готовы, неделю с лишним до
этого мы вписывались в скорый в Апатитах, поскольку после многих неудачных
попыток обламывались выбираться на М-18 на локале. На просьбу довезти нас до
Оленегорска начальник поезда ответил согласием. Ободренные успехом мы решили
обнаглеть и попроситься до Мурманска. Начальник рассмеялся:
    - Ну вы, ребята, совсем "Фанты" опились! Вы автостопщики? Вот и
езжайте автостопом, а у меня после Оленегорска контролеры будут.
    В Мурманске нам в принципе делать было нечего, так что мы не
сильно-то и огорчились, и доехав с ними до Оленегорска, вышли на трассу и
направились в сторону Кеми.

    Рельсы, шпалы и мы с рюкзаками. Подъезжает поезд. Подходим к штабному
вагону и спрашиваем мужика в форме:
    - Здравствуйте, это вы начальник поезда?
    - Здравствуйте. Это я начальник поезда. - отвечает мужик и поезд
трогается не простояв и пары минут.
    Следующий в сторону трассы вечером, ждать его само собой не хочется,
товарняки здесь не останавливаются. Засада... Подхожу к местным, спрашиваю о
наличии хоть какого-то подобия трассы в сторону Беломорска.
    - Есть, - отвечают мне, - грунтовка. По ней из правления раз в
неделю грузовик за продуктами ходит. Вы в правлении спросите, вдруг он сегодня
пойдет? В правлении выясняется, что грузовик есть, но само собой на
Беломорск ушел еще вчера. Что делать? Хотели посмотреть Карелию - тогда вперед!
    Так или иначе прорвемся. Время пока есть.
    Насмотрелись мы тогда на Карелию на все 111%. Лучше всего настроения
наши выражает написанная нами песня под кодовым названием "Карельские
страдания".

    - До трассы километров полтораста
    Бредем мы по дороге грунтовой.
    Ах, трасса, трасса... поскорей бы трасса!
    Уже с неделю я хочу домой.
            Я так давно не спал в своей кровати,
            Наелся каши на год я вперед.
            О, Боже хватит! Боже правый, хватит!
            Пошли "Камаз", пускай нас подберет!
    Пошли хотя бы с лошадью телегу,
    Не то я скоро сам тебя пошлю!
    Идем пять километров, десять едем...
    Мы стоп такой видали на корню!
                Во всем виновен вездесущий Кротов,
                Не будь его мы вряд ли б вышли в путь.
                Вчера мне было жрать и спать охота,
                Сегодня только ноги протянуть.
    Двух человек, обглоданных мышами
    Найдут в лесах карельских рыбаки.
    Приедет из Москвы Валера Шанин,
    Он опознает наши рюкзаки.
                Избави Бог вас оказаться, люди,
                На гнусной трассе Нюхча-Беломорск.
                Пусть наша смерть для вас уроком будет.
                Прощайте...

    Дорога и на самом деле оставалась грунтовой почти до самого
Беломорска и петляла по лесам, как пьяная, огибая многочисленные озера и болота.
    Машин на ней было много: две-три в час, да и те битком. Зато останавливались
все, в основном для того чтобы поинтересоваться, а что это мы здесь делаем...
    Отошли от Нюхчи километров семь, ни одной машины в сторону Беломорска, как
впрочем и в сторону Нюхчи. И вот, наконец-то появляется первая. Грузовой фургон
"Газ", в кабине двое: драйвер и его женщина. Останавливаются:
    - Вам чего, ребята?
    - В сторону Беломорска подбросите?
    - Так у нас же места нет...
    - А в фургон?
    - Там рыба.
    - Нам все равно, главное чтобы не пешком.
    - Сейчас открою.
    Забираемся в фургон, там и правда рыба. Хорошо, что не мороженая,
значит не замерзнем, с другой стороны вонять будет, раз свежая... Ну и пес с
ней! Главное мы едем... Драйвер с интересом наблюдает как мы располагаемся
посреди даров моря, закрывает двери и мы трогаемся. Чтобы не так скучно было
мы не сговариваясь затягиваем "ЧиЖа", он мне как раз тогда нравился:
    - "На двоих один свитер для холодных ночей,
    Пара банок консервов, полкило сухарей..."
    Машина останавливается. В фургон заглядывает встревоженный драйвер:
    - Что случилось?
    - Ничего, это мы поем.
    - А-а-а, а я-то думал... Ну пойте-пойте...

    Высаживают нас в Вирандозере. Проходя через село, натыкаемся на
продмаг и покупаем там буханку хлеба. Все прочее нам не особо потребно, ибо у
нас еще соловковские консервы не кончились. Консервы мы не экономим по
элементарной причине: больше съешь - меньше понесешь.
    Вирандозеро, как мы и предполагали названо было в честь одноименного
озера, расположенного на его окраине. Решаем искупаться. Расходимся в разные
стороны, раздеваемся и... Эстер повезло, она не успела войти в воду, услышав мои
проклятия, которыми я огласил берега этого треклятого Вирандозера. А вот мне...
    Когда смотрел я в воду, то казалось мне, что неглубоко у берега, самое большее
по пояс, но когда я сделал шаг, то провалился по горло в черный, вонючий ил от
которого потом долго отмывался с мылом и матом. За кустами посмеивалась
избежавшая купания в иле Эстер.

    Вторую машину застопили, отойдя от Вирандозера километров на десять.
    На этот раз остановился "Маз"-самосвал. В кабине сидело четверо. Разговор
повторился слово в слово:
    - Вам куда?
    - В сторону Беломорска.
    - Куда ж я вас?
    - В кузов!!
    Нас тщетно пытались отговорить от поездки в кузове, уверяя, что нас
там продует, растрясет и ващще. Не слушая их, забираемся в кузов и чуть ли не
падаем от смеха. В кузове лежат два матраса. Ничего себе - растрясет! Похоже
народ здесь постоянно перемещается подобным образом.
    В том что народ здесь продвинут, окончательно убеждаемся на каком-то
безымянном ж\д переезде за одним из многочисленных сел, в которое мы приезжаем в
открытом кузове очередной кары.
    Я интересуюсь у дежурной насколько возможно здесь вписаться в
локомотив. Ответить она не успевает, потому что именно в это время к ее будке
подходит искомый локомотив, из задней кабины которого выходит семь человек и
одна коза. Несколько аборигенов, которые, как я думал поначалу, просто
тусовались у переезда, деловито заняли освободившуюся кабину и локомотив
тронулся. Я как-то ехал в задней кабине втроем, плюс бэги и гитара, но чтобы
семеро и коза... Нет преград патриотам!

    Останавливается рядом с нами тачка, едет со стороны Беломорска, а мы к
тому времени уже на вторые сутки пошли.
    - Извините, ребята, а вы не подскажите, как нам до Вирандозера
доехать?
    - Легко! Значиться так: сейчас едете никуда не сворачивая километров
десять, там будет перекресток, вам нужно по левой дороге еще километров десять.
    Там будет поворот направо и столбик с нулевым километром, а от него до вашего
Вирандозера совсем уже рукой подать...
    - Вот спасибо! Повезло нам, что местных встретили.
    - Щас, местных! Из Москвы мы.
    - А... а что тут делаете?
    - С Соловков возвращаемся...

    Проходим очередную деревню. На обочине стадо коров. Сразу же
появляется хокку:
   - Видишь коровы у трассы
    Острую щиплют осоку?
    Надо б и нам подкрепиться...

    Стопим, неподалеку от той же деревни "шестерку". В кабине пять
рыбаков и собака породы "в космос послать не жалко". Сзади в прицепе моторка и
снасти.
    - Мы бы вас взяли, да сами видите - некуда.
    - Как некуда? А в лодку!
    - В лодку? Вас же продует.
    - Нас? Нас уже ничто не продует. Мы только что из самосвала
вылезли.
    - А если гаишники?
    - Мужики, - взрываюсь я, - какие к ядреней фене гаишники?!
Воскресенье, до трассы сто километров, а вы говорите - гаишники!
    - Не, у нас в Сумпосаде есть один, если он навстречу поедет?
    - Не поедет. - вступает в разговор Эстер.
    - Черт с вами, садитесь...
    Проезжаем мы с ними километров пять, и тут я вижу, что благодетели
наши буквально вдавливаются в свои сиденья, одни только шапки вязаные торчат, да
и те скоро исчезнут. Приподнимаюсь в лодке и вижу, как навстречу нам едет
"Уазик", а за рулем человек в характерной голубой ментовской рубашке, и глаза
его становятся все больше и больше. Единственный мент на ближайшие сто
километров ехал нам навстречу! Спасло нас, очевидно только то, что за спиной его
стояли снасти, и ехал он, соответственно, то ли с рыбалки, то ли на рыбалку.
    Поэтому тормозить нас он не стал, только пальцем у виска покрутил. Как только
он исчез за поворотом рыбаки нас высадили:
    - Вы уж извините, но если он надумает вернуться, у нас большие напряги
будут. А так, даже если он вернется, мы его на хрен пошлем, скажем, "совсем
Михалыч на жаре спятил..."
    Ну и ладно. Зато по трассе в моторке прокатились. Гидростопом,
значить.

    После полудня второго дня пути, в кузове "Газели" въезжаем в Сумской
Посад. Он уже есть на стопнике, более того, если верить стопнику, дорога от него
начинается уже не грунтовая, а... Как бы не так! Опять грунтовка! Из Сумпосада в
Беломорск ходит рейсовый автобус, но до него еще несколько часов, голосовать
стоя на одном месте невозможно: пекло страшенное и комары просто озверевшие. При
полном штиле это медленная смерть. Плюем в песок и привычно пешкарим дальше.
    Утешает одно, машин уже много, правда останавливаться перестали.
Километра через три понимаем, что забыли главное: налить в торпеду
воды. Та что была - закончилась, солнце палит по прежнему, а Карелия - страна
озер неожиданно превратилась в страну болот, гнилых и вонючих. Я, окончательно
охренев от жары, начинаю стопить в обе стороны кружкой, прям как аскер на
Арбате. Эстер некоторое время устало смотрит на мои бесплодные попытки и
плетется дальше.
    Отойдя от Сумпосада километров на десять и так и не застопившись, я
понимаю, что если я не выпью чего-нибудь прям щазз, я просто сдохну. Как раз в
это время мы проходим по мосту через речку. Речка явно из песни Бори
Гребенщикова. Вода в ней 100пудов "железнодорожная", коричневая, ржавая, но
голод, как говорится не тетка, а жажда и подавно. Спускаюсь под мост, набираю
торпеду этой говнямбы, выбираюсь обратно и мы с Эстер, давясь выпиваем ее до
дна. Как только мы отбрасываем ее в сторону, как со стороны СумПосада в клубах
пыли появляются сразу три кары: джип, "Нива" и "Камаз". Выскакиваем на обочину и
стопим - останавливаются все три. Я не колеблясь ни секунды, подбегаю к джипу:
    - До Беломорска возьмете?
    - Конечно. В какую машину сядете?
    - А что, все три ваши?
    - Ага.
    - Тогда к вам.
    Грузимся в джип и колонна трогается. Драйвер оборачивается к нам и,
протягивая двухлитровую торпеду "Кока-колы" спрашивает:
    - Вы может пить хотите? Жара такая...
    - Мы!? - я чуть не вырываю у него из рук торпеду, - мы больше не
хотим, но потом выпьем, спасибо.
    Привезли они нас в Беломорск, завезли к себе в офис, накормили всем,
что смогли найти, а потом вместе с "Камазом" до Сегежи отправили.

    Вот, в общем-то и все. Все, что было дальше, от Сегежи до Москвы... и
вообще, все что было потом с дорогой Рабочеостровск-Соловки-Нюхча-Беломорск не
идет ни в какие сравнения.
    Надеюсь, я не слишком вас утомил?
    Да хранит вас Джа!

    08. 1999 Свердловск

Домашняя страница Санты Дергачева - http://santa.omsk.ru/