Записки русского путешественника
КУРДСКОЕ
ГОСТЕПРИИМСТВО
Идея посетить Ирак родилась у меня в Восточной Турции.
Местные жители уверяли, что в курдской части страны абсолютно безопасно, нет ни
террористов, ни грабителей, люди живут богато и независимо. На границе мне это
подтвердили, и я спокойно въехал в Ирак. Подумать только, в стране, где идут
боевые действия, границы открыты для всех желающих (даже виза не нужна).
Рейсовых автобусов здесь нет, и я попробовал ехать автостопом. Оказалось, что в
Ираке можно не голосовать – водители, заметив белого мистера с рюкзаком, сами
останавливались. Правда, поначалу меня принимали за солдата коалиции, и очень
удивлялись, узнав, что я приехал просто посмотреть страну.
Туристов здесь еще не видели. В течение трех дней я испытывал на себе
необыкновенное гостеприимство иракских курдов. Водители везли меня туда, куда
мне было нужно, даже если сами направлялись в другую сторону; устраивали мне
экскурсии по историческим местам, приглашали к себе домой на ужин и делали
подарки.
На первый взгляд Курдистан производит впечатление вполне
благополучной республики. Нищих почти нет, в магазинах современная техника и
товары из Европы; есть даже интернет-кафе! При этом в отличие от турецкого
Курдистана в Ираке многие носят национальную одежду, звучит курдская музыка,
существует сложившаяся веками система отношений между людьми, оберегаемая от
появления в ней европейских черт.
Я побывал в нескольких древних городах, в окрестностях
которых Саддам перетравил химическим оружием целые деревни во время
ирано-иракской войны. За все время я не слышал ни одного выстрела. Однако в
горах находил множество стреляных гильз. Одну из них, необычной формы, взял с
собой в качестве сувенира. К Саддаму абсолютно все относятся с дикой ненавистью.
Однажды я поинтересовался у шофера, можно ли сейчас найти старые динары с
портретом бывшего диктатора, и отношение ко мне резко переменилось.
ЯНКИ БЕЗ ШТАНОВ
Когда я решил посетить один из многочисленных дворцов Саддама,
которые сейчас стоят полуразрушенными и разграбленными, меня остановили
американские солдаты. Один из них направил в лицо
автомат, другой проверил паспорт. Из ближайшей деревни посмотреть, что
происходит, сбежалось человек тридцать. Военные сообщили, что я должен
проследовать с ними на базу в город Духок. К неописуемому восторгу местных
жителей меня погрузили в джип. Еще бы, американцы поймали русского шпиона!
У ворот, куда мы въезжали, стояли таблички: «Не
фотографировать, не подходить к забору... Стреляем на поражение». В дверях
казармы нас встретил сержант Грег в семейных трусах и с автоматом наперевес. Мои
вещи не осматривали, только записали паспортные данные и сфотографировали.
Похоже, американцы просто скучали, им захотелось пообщаться с непонятно откуда
взявшимся путешественником. Мне рассказывали о жизни на базе, о переписке с
друзьями по Интернету, много шутили, пели песни под гитару.
Солдаты развеяли мои сомнения по поводу безопасности в Курдистане: бомбы здесь
взрывают нечасто, нападают не на оккупационные войска, а на местную
администрацию. Накормили меня спецедой, которую они используют в пустыне, –
залили пакетик с какими-то сухарями холодной водой, и через три минуты все это
превратилось в горячий рис с овощным соусом и мясом.
После обеда мне вернули паспорт. На своем армейском джипе
покатали меня по городу, показали интересные места и свозили-таки во дворец
Саддама. Я сказал, что хотел бы взять с собой в качестве сувенира динары с
изображением Хусейна. Сержант Грег в полном обмундировании пошел на рынок и
через десять минут принес три купюры. Однако предупредил, что за попытку
расплатиться этими деньгами здесь сажают в тюрьму.
Я в очередной раз поймал себя на мысли, что при всем моем
негативном отношении к деятельности правительства США и гнилой американской душе
простые граждане дружелюбны и искренни.
АГЕНТ 027
Солдаты уехали, не прошло и трех минут, как ко мне подошли
местные полицейские. Поначалу я думал, что это обыкновенная проверка документов,
но они выпотрошили мой рюкзак, все повытаскивали и раскрутили. Нашли второй
(российский) паспорт, кипу туристических карт Ближнего Востока, двадцать пять
пленок, телеобъектив, аудиокассеты и деньги с портретом Хусейна. Все эти
«подозрительные вещи» сложили в отдельный мешок и, светясь от радости (поймали
шпиона!), в машине с клеткой отвезли в главное управление полиции Духока.
Сначала я сидел в холле под пристальным надзором автоматчика,
затем прибежал один из тех, кто меня задержал, и еще раз обыскал. Посмотрел
даже, что у меня под стельками, но гильзу, лежащую в кармане, не нашел (с этим
опасным сувениром я расстался, когда попросился в туалет). Через два часа меня
вызвал старший следователь, представился, сообщив, что его имя на английский
переводится как «Принс», и попросил так к нему и обращаться. Я повторил свою
историю, но Принса, кажется, это не интересовало. С большим энтузиазмом он
рассказывал о своей жизни. Оказалось, что по образованию Принс физик, но тяга к
сыску не позволила ему работать по специальности. Этот Шерлок Холмс утверждал,
что может, только взглянув на человека, определить, правду он говорит или нет.
Привели на допрос старого араба, который находился здесь уже
второй месяц. Принс предложил мне остаться и посмотреть, как он расправится с
этим «саддамовским подельщиком». Все время допроса Принс улыбался, соглашался со
всем, что говорил старик, а когда тот заплакал, обнял его и, утешая, сказал, что
скоро он будет свободен. То же самое Принс сказал и мне. Но перед этим написал
протокол допроса и дал мне на подпись. На всякий случай вместо своей фамилии я
поставил «Не понимаю». С Принсом я больше не встречался, но таких холмсов в
Курдистане видел еще не раз.
Через некоторое время пришел человек и сказал, что сегодня
уже поздно, отпустят меня завтра утром, и предложил пройти в некую комнату, где
я проведу ночь. Заподозрив неладное, я заявил, что не сойду с места, пока мне не
дадут позвонить в российское посольство в Багдаде. После словесной перепалки он
ударил меня кулаком по шее. Я отмахнулся и разбил ему локтем нос. Тогда он
подбежал к стоявшему в оцепенении охраннику и попытался вырвать у него пистолет.
На шум сбежались другие полицейские. Вчетвером за руки и
за ноги они отнесли меня в тюрьму. Там на меня надели специально приготовленную
футболку с номером 27, велев никогда ее не снимать, и повели в камеру.
НОЧИ, ПОЛНЫЕ ОГНЯ
В камере сидело несколько иракцев. У всех одна и та же
история – схватили на улице без какого-либо основания и держат без предъявления
обвинения. Некоторые здесь уже несколько месяцев. Я твердо решил, что после
освобождения первым делом пойду на базу к американцам и расскажу, что здесь
происходит. Ахмед, пребывавший в заключении уже седьмой месяц(!), заверил, что,
по его наблюдениям, иностранцев обычно отпускают на следующий день. Это меня
успокоило, благодаря чему я хорошо выспался.
В шесть утра загремел замок, и из открывшейся двери мне под
голову проскользил здоровый куб льда. Долго я не мог понять, где я и что со
мной. Мой сосед встал и положил лед в резервуар для питьевой воды. Придя в себя,
я стал стучать по двери и объявил пришедшему охраннику, что отказываюсь от еды и
питья до тех пор, пока мне не будет предоставлена возможность связаться с
посольством. Тот сильно удивился, но сказал, что передаст начальству. Целый день
за мной никто не приходил. Только на следующее утро тот, кто хотел меня
пристрелить, сообщил, что за мной пришли. Сокамерники стали меня поздравлять.
Два человека в белых рубашках с галстуками объявили, что дело мое разрешилось и
я могу быть свободен. Только для моей же безопасности сначала меня отвезут в
главное управление в Эрбиле, где выпишут специальную бумагу, с которой меня уже
никто не арестует. В сопровождении двух автоматчиков в битком набитом автобусе
мы поехали в столицу Курдистана. Температура плюс 48 в тени, в окно дует
обжигающий ветер. Я едва не потерял сознание.
В Эрбиле меня не отпустили, а посадили в центральную тюрьму.
Условия содержания в ней оказались просто дикими. В камере восемь на девять
метров одновременно находятся 80-85 человек. Ни одного окна, только небольшая
щель под дверью и абсолютно бесполезный вентилятор на стене. При этом все
непрерывно курят. Каждый день здесь случались обмороки и приступы удушья.
Надсмотрщики в этом случае только выносили человека под дверь, а когда он
приходил в себя, заводили обратно. Как-то одного араба вынесли, но назад не
вернули.
Из всех находящихся в камере только несколько человек имели
хоть какие-то основания для задержания. Остальным даже не предъявили обвинения.
Поэтому никаких зековских порядков в тюрьме не было. Хотя те, кто сидел больше
года, имели несколько больше пространства и могли спать на спине. Остальные же
укладывались ночью на бок прямо на каменный пол, а староста камеры трамбовал
тела одно к другому. Понятно, что спать в таких условиях невозможно. Ночи в
камере боялись все – самое невыносимое время. В туалет нас выводили четыре раза
в день примерно на полминуты. Раз в две недели подводили к крану с холодной
водой, где в течение двух минут разрешали помыться и выстирать одежду.
РАЗНЫЕ СУДЬБЫ
В тюрьме кроме иракцев сидели турки, иранцы, пакистанцы,
сирийцы, ливанцы, египтяне, был даже один шестнадцатилетний юноша из Республики
Бангладеш. Многие, являясь гражданами арабских стран, жили в Европе, а в Ирак
приехали работать по контрактам. Из европейцев в нашей камере был только грек
Параскъявр. Он вышел на пенсию и решил путешествовать. Его арестовали в пяти
километрах от границы. Вытащили из его радиоприемника батарейки и сказали, что
они подходят к пульту дистанционной бомбы. Этого больного старика обвиняли в
терроризме и перевозили из тюрьмы в тюрьму. После двух месяцев заключения
Параскъявра вызвал к себе генерал и сообщил, что через час его отпустят. Радости
не было предела; он прыгал как мальчик, забыв о своих немеющих ногах и головной
боли. Но через час за ним никто не пришел, на следующий день – тоже. Тогда
Параскъявр нашел где-то стекло и в туалете вскрыл себе вены. К счастью, его
спасли, но за такой проступок наказали еще двумя неделями тюрьмы.
Судьба Махмуда из Эрбиля куда более трагична. Он работал
инженером и как-то в середине 90-х поехал к друзьям в Багдад. Полиция Саддама
арестовала его только за то, что он курд. В небезызвестной «Абу Грэйб» он провел
семь лет. Освободили его американцы. Махмуд вернулся домой, а через месяц его
арестовали курдские полицейские; именно за то, что он был в «Абу Грэйб». Здесь
он уже полтора года. «Условия в «Абу Грэйб» несравненно лучше здешних, –
рассказывал Махмуд, – много пространства, воздуха, каждый день прогулки. Да, нас
почти каждый день били, но все же раз в неделю позволяли видеться с женой и
детьми». От безысходности он часто плакал и бредил желанием увидеть свою семью.
Держать при себе лекарства в тюрьме запрещено. У нас был (и
сейчас, наверное, все там же) египтянин с недавней открытой операцией на сердце.
Ему было необходимо постоянно принимать специальные препараты. Два раза ему
разрешили взять их из собственной сумки, а затем пришел главный надзиратель,
посмотрел на оперированного, махнул рукой и сказал: «Не умрет», – и запретил
прием лекарств.
Ежемесячно тюрьму посещали представители Международного
Красного Креста. В этот день больше половины нашей камеры распределили по другим
и показали врачам вполне нормальные условия содержания. Врачи (те же арабы) не
очень интересовались положением дел в тюрьме. Посмотрели только, что все в
сознании, никто не умирает; раздали специальные бланки для писем родным да
подарили набор шахмат. Один сириец рассказал врачам, какие условия в тюрьме на
самом деле. Через час его отхлестали прутьями по спине, после чего приковали в
туалете наручниками к трубе. Да так, что он мог только стоять и только на
носочках. Целые сутки без воды и еды.
Старостой в камере был бывший полицейский. Он сопровождал
машину с деньгами из Багдада в Эрбиль, на них напали грабители, перестреляли
всех и забрали деньги. Он единственный, кто после многочисленных пулевых ранений
выжил. И теперь, как сам считает, закончит свою жизнь за решеткой. «Дороги в
Багдад и другие крупные города, – объяснил мне бывший полицейский, – и днем и
ночью простреливаются бандитами. В основном иракцами. Но есть банды и из Ирана,
Пакистана, Афганистана. Случается, маскируются под бандитов и сами американцы,
когда им нужно убрать какого-нибудь активиста или просто дестабилизировать
обстановку. В арабском Ираке сейчас творится полный беспредел. Если взрывается
фугас под американским броневиком, солдаты сразу начинают стрелять на поражение
во всех, кого видят, убивают прохожих. И еще, в одном Багдаде в день гибнет
20–25 солдат коалиции, и никто об этом не знает. Ну а тебя продержат дней 30–40,
не больше. Хотя может свою роль сыграть и твое гражданство. Российское
правительство всегда было лояльно к Хусейну, поэтому в Курдистане русских не
любят».
Саммер – бизнесмен из Ливана. Он приехал в Духок по делу.
Своему новому партнеру он отдал 30 тысяч долларов и на следующий день был
арестован. Как выяснилось позже, один из начальников тюрьмы – близкий друг того,
кто взял деньги у Саммера. На допросе этому начальнику Саммер сказал, что
отказывается от денег, может даже это письменно заверить. Ему обещали, что скоро
во всем разберутся, освободят и деньги вернут. Ждет уже семь месяцев.
ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ ЕЩЕ!
Пообщавшись с заключенными, я узнал, что всевозможные
протесты, голодовки, требования встречи с консулом отнюдь не способствуют
скорейшему выходу на свободу. Дела непослушных
начальники откладывают в сторону и не прикасаются к ним месяцами. Рассказывали,
что в соседней камере держат гражданина Германии. Он долго настаивал на своих
правах, несколько раз голодал, и все только хуже. Сидит уже третий месяц. Я не
стал повторять эти ошибки. На допросах следователи почему-то не пытались узнать
о деталях моего пребывания в Курдистане, а расспрашивали о родных.
Интересовались даже прапрадедами по линии матери. Однако все мною сообщаемое
записывали и в качестве росписи под протоколом требовали поставить отпечаток
пальца. Я сразу понял, что в камере есть пара подставных, которые следят, кто
чем занимается и о чем разговаривает, и потому общался с людьми, хорошо
говорящими на английском, исключительно за игрой в шахматы.
Через несколько дней я уже начал ощущать на себе
психологическое воздействие тюрьмы. Ни дня ни ночи, постоянно один и тот же
тусклый свет, постоянно кто-то разговаривает, и в камере стоит монотонный гул,
от которого временами закладывает уши. Москиты, клопы, блохи. Отсутствие сна
приводит к затуманиванию сознания. Случалось, на меня
находил какой-то ступор, и, если бы кто-нибудь спросил в тот момент мое имя, я
бы не ответил.
Четвертого августа после полудня меня освободили. Никто не
мог поверить, что меня отпускают всего через десять дней после ареста. Я
проверил свои вещи – все было на месте. Генерал составил бумагу, согласно
которой я обязался покинуть Ирак в течение этого дня. Я поставил отпечаток
пальца под текстом. Попросил было какую-нибудь справку, чтобы меня больше не
арестовывали, но генерал утверждал, что ничего не нужно, «просто скажешь, что
тебя здесь проверили».
На выезде из Ирака пограничник, взяв мой паспорт, нашел в
базе данных мою историю, усмехнулся и, улыбаясь, сказал: «Приезжайте еще!»
Автор: Алексей Макеев
(makeeb#list.ru)
Цитируется по источнику -
http://www.ruspred.ru/arh/21/16.php
, октябрь 2004 г.
Другие публикации А.Макеева:
http://www.bg.ru/search?q=%C0%EB%E5%EA%F1%E5%E9+%CC%E0%EA%E5%E5%E2
http://www.bg.ru/search?q=%C8%E7+%CC%E0%ED%E0%EB%E8+%E2+%CB%E5%F5
http://www.bg.ru/search?q=%ED%E5%E8%E7%E3%E0%E6%E5%ED%ED%FB%E5
Вы читаете этот текст на сайте Академии
Вольных Путешествий.
Вернуться в раздел
"Творчество разных авторов" на сайте АВП.