МАРИНА ГАЛКИНА
Газетная версия от 1998 г. специально газеты "Вольный Ветер"
публикуется по источнику
http://veter.turizm.ru/38/odna.shtml.
Полная версия с фотографиями, в
редакции 2002-го года, доступна на
http://skitalets.ru/books/odna_galkina/index.htm
Прошлым летом мне наконец-то удалось
осуществить мечту: пересечь Чукотский
полуостров с юга на север, от Тихого океана до
Северного Ледовитого, увидеть красоты и испытать
на себе невзгоды красивой и суровой природы
Чукотки, пройти по её горам, рекам и тундрам,
причём рассчитывая лишь на собственные силы. 
От Тихого океана
до Ледовитого один шаг, если вы стоите на мысе
Дежнева. Мой маршрут начинался от города Анадырь,
а завершить его я планировала в поселке Биллингс
на берегу Восточно-Сибирского моря. По прямой
расстояние между этими точками на карте 600 км. На
пути ни одного населенного пункта, ни одного
магазина, но я надеялась на обилие рыбы в реках да
на встречу с чукчами-оленеводами. Рюкзак на
старте весил 42 кг -- это снаряжение, тёплые вещи,
каяк, 11 кг продуктов, небольшой запас газа. Вроде
ничего лишнего, не беру даже запасную лопасть к
веслу, а вместо резиновых сапог -- легкие
гидрочулки. И все же весь такой груз я могу
пронести метров 200 и то, желательно, по ровной
дороге. Поэтому маршрут строился так: сначала мне
предстояло подниматься по рекам против течения и
вести каяк с грузом на верёвке, затем
переваливать через несколько водоразделов и
сплавляться до океана. Как высоко смогу
подняться по рекам? Каков характер местных рек,
не ждут ли меня сплошные заросли кустарника по
берегам, какая будет скорость движения, успею ли
я до зимы? Множество вопросов стояло передо мной,
и всё должно было выясниться только на маршруте.
Но и попасть на старт также было проблематично:
денег на перелёт у меня не было.
АВИАСТОП
От знакомого
полковника я узнала телефон КП, на котором сидит
так называемый "перелётчик" -- офицер,
находящийся в курсе всех военных рейсов с
подмосковных аэродромов. Поскольку человеку "с
улицы" он никакой информации не даст, я
представилась внештатным корреспондентом
журнала "Вокруг света" (да простит меня
любимая "ВВ", но в кругу военных она почти
неизвестна). В этом журнале недавно вышла моя
статья. Я сказала, что мне необходимо попасть на
Чукотку для проведения необычного путешествия, а
редакция бедна и у меня не хватает денег на
перелёт. К моему изумлению, "перелётчик"
объяснил, что необходима бумага от главного
редактора на имя генерал-полковника с просьбой
"разрешить перевозку самолётами ВВС М.
Галкиной в качестве исключения бесплатно".
Военное руководство пошло мне навстречу, за что
ему огромное спасибо.
И вот я сижу в ИЛ-18.
(За въезд на аэродром пришлось заплатить 1 рубль.)
До Анадыря мы летели с пятью посадками более двух
суток, в Якутске стояли больше 12 часов -- я даже
успела искупаться в Лене и осмотреть столицу
Сахи. Ночью на краю аэродрома мы грелись у
коптящего костра. Чудом успели улететь за час до
начало бессрочной забастовки диспетчеров
аэропорта. В полёте я познакомилась со многими
людьми, которые потом на Чукотке помогали мне с
ночлегом. Из аэропорта Анадыря на машинах,
встречавших самолёт, всех отвезли в поселок
Угольные Копи. И хотя на этот раз у меня был
пропуск в погранзону, я не огорчилась, что
пограничники документы не проверяли.
Чтобы закончить
тему авиастопа, расскажу, как я выбиралась с
финиша, из посёлка на мысе Шмидта, куда меня
довезли старатели, -- там, по моим сведениям, был
военный аэродром. Сами старатели на следующий
день летели коммерческим рейсом и ничем помочь
мне не могли. "Тебе нужно в администрацию
обратиться, -- посоветовали они, -- там точно
помогут." И я нарушила установленную для себя
заповедь: общения с администрацией избегать.
Перебирая мои документы, глава районной
администрации заявил, что пропуск оформлен
неверно и нет гарантии, что я пришла не с Аляски, и
не съела ли я тех троих, которые значились в
пропуске (он оформлялся заранее, когда со мной
собирались идти еще три человека). И хотя
последнее было сказано с улыбкой, чиновник
вызвал для разборок пограничника и
администраторшу по делам иммиграции.
"Откуда у вас
такая карта?! -- удивлённо выкатил глаза
пограничник на обзорную "двадцатикилометровку"
(что она свободно продается в Москве, он явно не
мог понять). -- А такая откуда!?" -- пограничник
добрался до ксерокопии "пятикилометровки".
"Геологи дали," -- безразлично отвечала я.
Когда дело дошло до подробной цветной "двухкилометровки",
пограничник уже больше вопросов не задавал (мол,
что со шпиона взять). Весть о том, что все карты
уже давно рассекречены, до Чукотки явно не
добралась. Бдительность властей объяснялась,
может быть, и тем, что недавно с мыса Шмидта
сбежали заключенные... В конце концов у меня
отобрали паспорт и отпустили, заверив, что
военные самолёты здесь не летают, а если я хочу
выбраться отсюда, мне придется ждать денежный
перевод из Москвы.
Как всегда,
выручили простые добрые люди. Первая встречная
женщина, у которой я спросила дорогу в контору
авиакомпании, сразу предложила помощь. Выслушав
мой рассказ, она дала телефон Юры Дунаева. "Он
помогает туристам, устроит вас на ночлег, а если
завтра будут какие-то затруднения, звоните мне".
Юра оказался не просто добрейшим человеком, да
ещё и волшебником. Узнав, что я уже закончила
путешествие и мне надо всего-навсего улететь в
Москву, а не продолжить, к примеру, кругосветный
маршрут в Америку, он облегчённо махнул рукой.
Тут же позвонил на погранзаставу и, пожурив кого-то,
потребовал отдать мне паспорт. Затем устроил
переночевать в пустую квартиру, а на следующий
день неизвестным мне образом посадил на грузовой
АН-26 до Анадыря. От души расцеловав, напоследок
сказал: "Ты там в Москве передай всем туристам.
Раньше мне легко было отправлять вашего брата
куда хочешь, хоть на Аляску. Сейчас другие
времена: проблемы с топливом, денег у людей нету.
Так что скажи, пусть не рассчитывают на меня!"
На сурово нахмуренном лице глаза у Юры светились
такой добротой, что я понимала: этот человек не
может не помочь в безвыходной ситуации.
В Анадыре я снова
поселилась у военных. И другой замечательный
человек, Александр Иванович Никишин, договорился
с экипажем самолёта, чтобы меня забрали в Москву.
Да и лётчики помнили меня -- этот же экипаж привёз
меня на Чукотку.
Так что "группой
обеспечения" моего путешествия были добрые
люди. Спасибо всем, кто брал меня на борт самолета,
давал ночлег и делился продуктами. Каждый дарил
то, без чего, ему казалось, мне будет непросто:
тушёнку или накомарник, сигнальную ракету или
особенную блесну, карманную Библию или меховые
торбаса, брусок для заточки ножа или витамины в
виде дефицитной луковицы.
НА СТАРТ
Из Анадыря
предстояло добраться до посёлка Канчалан. По
лиману до него плыть 120 км, но на каяке делать это
я опасалась: обширная открытая акватория,
приливы и отливы, волна (безветрие летом на
Чукотке -- большая редкость). Мы прилетели 17 июля,
а лето в этом году здесь только начиналось, по
берегам лимана лежали снежники, в тундре
преобладали бурые тона, погода была неустойчивой
и тёплый солнечный денёк мог резко смениться
непогодой.
Однако выбирать
не приходилось. Баржи в поселок ходили редко, а
попутная моторка была настолько загруженной, что
о лишних 100 кг не могло быть и речи. Проторчав в
городе неделю и потеряв всякую надежду на оказию,
в 8 вечера я вышла на каяке в лиман во время
прилива. Торопясь к его началу, от Угольных Копей
до Шахтёрского (к месту старта) я проехала на
рейсовом автобусе, потратив на билет 12 рублей.
Была хорошая маловетренная погода, и в первый
день я прошла 75 км. Правда, волна все же немного
потрепала меня в "горле" залива. На
следующий день недалеко от поселка, когда я уже
гребла против течения широченной (1 км в устье)
реки Канчалан, меня подобрали рыбаки на моторке.
Директор канчаланского совхоза, узнав, что я
добралась сюда на этаком утлом судёнышке,
выделил бензин, и меня подбросили ещё около 80 км
вверх по реке до непроходимых на моторе
перекатов.
К моим 11 кг
продуктов (5,5 кг круп, 2 кг сахара, 1 кг шоколада, 1
кг сухого молока, 0,5 кг топлёного и 0,5 л
подсолнечного масла, 300 г соли, 100 г чая и немного
лаврушки и черного перца) провожатые добавили,
несмотря на протесты, все запасы продовольствия,
находившиеся у них в моторке: 2 буханки хлеба,
грамм 400 маргарина, 3 банки тушенки, грамм 800
сахара, 0,5 кг макарон, банку кабачковой икры, 4
пакетика супа, пачку чая и пакетик кофе. Это было
кстати, ведь люди впереди по маршруту
гарантированно ожидались только на побережье
Северного Ледовитого океана.
НАВЕРХ, К ГОРАМ
К носу и корме
каяка я привязала верёвки метров по 25. Иду по
кромке воды, по обширным галечниковым отмелям,
веду каяк "корабликом": под углом к течению,
отпуская то нос, то корму, чтобы струей не прибило
лодку к берегу. Постепенно становлюсь заправским
бурлаком. Светит солнце, небо голубое, без
единого облачка, и дует сильный южный ветер.
Галечники на поворотах реки сменяются густыми
зарослями прибрежных кустарников, из них на меня
набрасываются тучи голодных комаров. Знаете,
какие они на вкус? Сладкие! Надеваю накомарник и
перегребаю к другому берегу, к следующему
галечнику. Иногда на обоих берегах проток идут
сплошные заросли ольхи, берёзки, ивы -- тогда на
вёслах приходится "прорываться" против
течения к желанным отмелям.
Медленно
выходила я из заболоченных тундровых ландшафтов
и приближалась к горам. Лето постояло лишь неделю
и 1 августа оборвалось резкой непогодой.
Сильнейший северо-восточный ветер нёс
параллельно земле клубы ледяных дождевых
потоков. Вовремя укрывшись на островке среди
высоких деревьев чозении (дальневосточной ивы),
двое суток пережидала ненастье. Вода поднялась
на 2 м, залила все галечники, превратила речушку в
мутный ревущий поток, сделав передвижение вверх
невозможным. Попыталась, пройдя
прибрежную полосу кустарников, выйти в открытую
кочковатую тундру и с рюкзаком за плечами
волочить каяк с грузом, как саночки, но меня
хватило лишь на 100 м. Стала "челночить",
перенося сначала рюкзак метров на 300--400, а затем
возвращаясь за каяком. Преодолев так за день
меньше 3 км "полезного" расстояния и
прочувствовав все "прелести" проваливания
ног в вязкую болотную жижу между кочек, убавила
свой пыл и решила ждать, когда вода в реке спадёт.
Речка с каждым
днём пути вверх становится уже, часто перехожу её
вброд. Кустарника становится всё меньше, иду по
тундровым лужайкам на берегу. Протаскиваю каяк
по узким мелководным протокам многочисленных
широченных перекатов. Теперь меня окружают горы
-- крутые осыпные конусы, часто похожие на
правильной формы вулканы. У впадения речки
Горностайной в Гачгаыргываам встречаю первую
наледь. На удивление мало пернатых. Серебристые
чайки при моем приближении начинают нудно "облаивать",
пикировать, изгоняя с их гнездовых участков.
Часто слышу мелодичное курлыканье журавлей, вижу
их кружащиеся над тундрой стайки. Неужели уже
осень?
Начались почти
сплошные порожки -- крутые горки, усеянные
камнями, между которыми проводить каяк
становится всё сложнее. Собираю рюкзак, оставляю
каяк на берегу и отправляюсь пешком к перевалу.
Вечером впереди показались две брезентовые
палатки и вездеход. После 11 дней одиночества
встречаю первых людей -- бригаду чукчей-оленеводов.
Вскоре оказываюсь в окружении дюжины ребятишек и
мужчин, единственная женщина жарит лепешки на
костре. Я в своей успевшей испачкаться штормовке
и камуфляжных штанах, с обветрившейся
покрасневшей физиономией мало отличаюсь от
аборигенов. Ведь их летняя одежда (камлейки --
расширяющиеся книзу глухие спереди балахоны-штормовки)
тоже шьются из обычного брезента. Меня угощают
мясом недавно застреленного горного барана и
укладывают спать на тёплую медвежью шкуру.
Ночью к лагерю
подошло стадо оленей, а к утру оно уже откочевало
вниз по долине. Ранним утром оленеводы свернули
стоянку за 10 минут, на ней осталась лишь моя
одинокая палатка. И вот мы уже катим по тундре на
вездеходе, обгоняем стадо, и пастухи разбивают
новый лагерь километрах в 10 от предыдущего и
совсем недалеко от места, где я бросила каяк. Двое
джентльменов помогают мне затащить лодочку
наверх, к палатке, и мы прощаемся. А мои
продуктовые запасы увеличились на 2 кг свежего
мяса.
Мясо -- это
великая сила, мясо же свободного горного барана --
огромная горная сила. За сутки я прошла около 40 км,
перенеся через перевал сначала рюкзак, а затем
каяк. Правда, подъём был только вначале, а потом
путь проходил по широкой полосе заболоченной
осоковой тундры с озерами, без явного повышения
на водоразделе. Такой характер местности
позволил всю дорогу, за исключением редких пятен
каменистой тундры, везти каяк за собой на
верёвочке против сильного встречного ветра. В
три часа ночи при свете луны добралась я до
родного домика (благоразумно поставленного ещё
после первой ходки) у зарослей кустов на берегу
ручья -- притока Танюрера.
До следующего
перевала я намеревалась немного сплавиться по
ручью. Но через пару часов частых утомительных
протаскиваний каяка по забитому камнями руслу и
редких проплываний верхом на деке, я выбилась из
сил, разгрузила лодку и пошла к перевалу напрямую.
Полосы кочковатой тундры сменялись обширными
участками плотной каменистой почвы. Преодолев
несколько крутых подъёмов и спусков, я поняла,
что с неразобранным каяком здесь не пройти -- по
камням не повезёшь, а нести на плече при сильном
ветре нереально. Однако погода на Чукотке -- вещь
настолько непредсказуемая, что ничего заранее
загадывать нельзя. Утро за перевалом встретило
меня серой моросью и слабым юго-восточным ветром.
За ночь ветер поменялся на 180 градусов, став
попутным, и позволил мне пронести неразобранный
каяк все 12 км пути через водораздел.
ЗА ПОЛЯРНЫМ
КРУГОМ
Долина, по дну
которой, извиваясь, петляет безымянный ручей, в
миниатюре напоминает долину Чулышмана перед
впадением в Телецкое озеро: крутые осыпные
отвесы гор по краям, а впереди гладь узкого
горного озера Бараньего, к берегу которого можно
причалить лишь у впадения ручьёв. У небольшого
оазиса кудрявых кустов ольхи, где я ночевала,
ручей настолько узок, что его легко можно
перешагнуть, а местами он просто скрыт под
невысоким пологом ивового кустарничка. Иду вниз
по долине с рюкзаком за плечами, срезаю петлю.
Заметив, что ручей здесь довольно глубокий,
возвращаюсь к каяку. Ещё отмечаю, что именно
сейчас пересекаю невидимую черту Полярного
круга.
Хоть весло
осталось в рюкзаке, решаю попробовать здесь
сплавиться, вооружившись небольшой корягой.
Ширина ручья равняется здесь ширине каяка.
Сажусь на него верхом, оставив ноги на деке, и
начинаю первопрохождение. Надо мной возвышаются
берега с карликовой березкой и редкой ольхой --
стороннему наблюдателю видна была бы только
кепочка, плывущая над зарослями. А река, иногда до
метра, на удивление глубокая -- по горло. И в
прозрачной воде ходят жирные хариусы. Активно
подгребаю корягой на поворотах, часто цепляясь
руками за прибрежные кусты, пропихиваю каяк на
сужениях. Меня веселит мысль, что таким
экзотическим способом да по этакой речушке-переплюйке,
видимо, ещё никакому дураку не приходилось
пересекать Полярный круг.
Два дня сплава, и
я вплываю в могучий Танюрер. Мне снова предстоит
путь вверх, против течения. Только сейчас я
почему-то наполнилась уверенностью, что смогу
достичь Северного Ледовитого океана и лёгкий
выход к людям (вниз по течению) меня совсем не
манит. Начинается непогода, её несет сильный
северо-восточный ветер, небо темнеет.
Перегребать сильную струю и так сложно, да ещё и
встречный ветер с ледяным дождём. Река почти
везде течет здесь единым руслом, галечники узкие,
вода прибывает. С трудом переставляя ноги,
местами почти по пояс в воде, цепляясь за стену
высокого кустарника, пробираюсь вперёд, к
спасительным участкам береговых отмелей. И при
этом ещё приходится следить, чтобы каяк не
цеплялся за кусты, выводить его на струю и не
подставлять волнам бок судна во избежание
переворота.
Обычно всегда
большое внимание уделяю месту, на котором ставлю
тент, ведь непогода может начаться в любой час и
продолжаться хоть неделю. Однако сейчас особо
выбирать не приходится: ещё немного, и я
выдохнусь и начну замерзать. У первой же открытой
сухой поляночки вылезаю на двухметровый
береговой обрыв и растягиваю парусящий на ветру
тент. Мой маленький домик принимает на себя
мощнейшие порывы ветра. Камни, которыми тент
завален по периметру, под ветром ворочаются,
трутся друг о друга, бурчат, словно потревоженные
ёжики. Все мокро вокруг. Расстилаю коврик на
кочках, по краям обкладываю его гидрочулками,
гермомешками, впервые за путешествие зажигаю
горелку, ужинаю и залезаю в спальник. Ветер
накатывается волной и долго теребит зеленую
ткань АЗТ. Страшно. Ноги никак не отогреваются.
Если сейчас крышу порвёт, куда прятаться? А
заряды дождя бьют по тенту, и я снова не перестаю
удивляться, как может так долго идти ливень при
ураганном ветре. Несколько секунд тишины -- и
снова ужасное колыхание, трепыхание, схлопывание.
Заполночь порывы утихают и я наконец засыпаю.
Тент испытание выдержал.
Танюрер в
верховьях разделяется на многочисленные протоки,
петляя по широкой, километров до трех, долине.
Местами выхожу к голубым на разломе наледям. Меня
все время окружают полосатые, формы песочных
часов, разноцветные осыпи на склонах окрестных
гор, их вершины теперь запорошены снегом. Ночью
постоянны заморозки. Иногда для маленького
костерка использую веточки, но чаще готовлю на
горелке. Временами приходится ставить тент днем,
чтобы укрыться от изнурительного ветра и
развести огонь. Светит солнце, но встречный
северный ветер настолько холоден, что в
прорезиненном гидрокостюме я совсем не потею.
Впереди на наледи
вижу темную фигурку. Олень! Зачалив каяк,
подкрадываюсь к нему поближе, настраиваю
фотоаппарат. Красавец заметил меня, поднялся и
стал медленно удаляться, оглядываясь. "Постой,
не уходи! Я только хочу тебя сфотографировать, не
убегай, пожалуйста!" Олень насторожил ушки,
остановился, развернулся и пошёл мне навстречу. Я
слегка опешила. С чего это он вдруг? Может, решил
постоять за свою свободу? Я остановилась, а олень
все шёл на меня, вот он совсем близко, метрах в
шести. У меня нет даже веревки, чтобы изобразить
чаат -- ременный шнур, которым ловят оленей. Я тоже
двинулась вперед, но не прямо на животное, а в
обход. Олень развернулся и пошел за мной. И тут
меня осенило: он же отбился от стада и принял меня
за пастуха-спасителя. Некоторое время олень
следовал за мной, но вскоре, решив, что я
ненастоящий пастух, раз хожу взад-вперед по голым
галечникам, отошел и стал пастись самостоятельно.
ЗАСНЕЖЕННЫМИ
ПЕРЕВАЛАМИ
Август подходил к
концу, и за Полярным кругом на Чукотке пошел снег.
Я поняла это, почувствовав леденящее
прикосновение тента к спине. Давно уже отпала
необходимость ставить палатку и надевать
накомарник. В капрон палатки теперь я
заворачиваю ноги и потом залезаю в пуховый
спальник: если непогода стоит несколько дней, я
не могу просушить его на ветру и он постепенно
теряет свои теплозащитные свойства. Высунув нос
из спальника, я обомлела: весь тент провис под
тяжестью снега, от него веяло могильным холодом.
Я лежала, точно в склепе, всеми клеточками ощущая
этот холод. По-пластунски аккуратно выбираюсь к
выходу -- у колышек-весел тент повыше. Бросив
взгляд на промоченные вчера ботинки, покрывшиеся
ледяной корочкой, натягиваю на ноги гидрочулки и
полубосиком выползаю на спасработы.
Все под снегом,
только верхушки травинок и кустарничков торчат
из-под него. Безветрие, низкие тучки закрывают
склоны гор на высоте около 700 м. Я нахожусь в
центральной горной части Чукотки, в истоках
Танюрера. Позади около 500 км пути, в основном
пешком против течения, новые на старте кроссовки
уже наполовину развалились и теперь годятся
только для предстоящего сплава. Впереди меня
ждут три перевала -- 140 км пешего пути, 300 км сплава
по неизвестной реке Пегтымель и около 70 км
прибрежного плавания до поселка Биллингс, где
должны жить люди. Теперь я уже не уверена, живут
ли они там. Чукотка кажется мне совершенно
необитаемой.
Провожу подсчет
продуктов: на 500 км у меня осталось ровно 5 кг еды!
Меня очень веселит такое соотношение -- по 1 кг на
100 км. Естественно, я не собираюсь расходовать
продукты в такой пропорции: главное -- добраться
до верховьев Пегтымеля, а там уж будут хариусы, по
течению можно идти, питаясь только рыбой. На
стоянке оставляю ненужные мне вещи: топор, мыло,
сеть (хариусы ловятся и на блесну), лишний
резиновый клей, пачку чая, свечку, узкий
гермомешок. Но даже после этого вес рюкзака с
каяком составляет около 33 кг.
Снег в долине
растаял. Перевал к верховьям Вульвывеема совсем
не сложный -- этакий широченный распадок с
голубыми озерами на седловине, путь проходит
преимущественно по каменистой тундре. Но все же
попадаются и заболоченные участки, где я
неизбежно вымачиваю ботинки. Иногда приходится
переходить притоки глубиной по колено. Ступни
ног отогреваются лишь ночью в спальнике. Сильный
северный ветер леденит и выматывает силы. А
впереди меня ждет снежный перевал. Уже на
подходах к нему, за 12 км, начинается сплошной
снеговой покров. Разбив лагерь на границе снега,
пытаюсь подсушить ботинки над пламенем газовой
горелки. Шью бахилы из чехла для каркаса каяка.
Ночью просыпаюсь от холода, не могу заснуть;
съедаю ложку сахара и только после этого засыпаю.
Утро встречает
меня безветрием! Это значительно облегчает
подъем -- хоть ноги не замерзают. На перевале
снега по колено; бью ступени, превращая бахилы в
"фонарики". Крутой спуск -- и я в бассейне
Паляваама. Названье верховьев этой реки --
Каленмываам, что на чукотском значит "река
полосатых скал". Пирамидальные горы здесь
располосованны вертикальными разноцветными
осыпями: кирпично-красными, пепельно-серыми,
жёлтыми. В долине встречаю разрушенный поселок
геологов: балки с разодранными стенами,
поржавевшие машины, кучи бочек из-под горючего. В
надежде отыскать что-нибудь съестное обхожу
домики, но нахожу лишь пустые консервные банки и
ещё небольшую легкую шкуру оленя -- теперь спать
на снегу будет теплее.
Ночью тент опять
завалило снегом, поэтому шью бахилы прямо поверх
ботинок и вылезаю наружу в боевой готовности.
Зарядами сыплет снег. Подход к перевалу в
верховья притока Пегтымеля (это самый высокий
перевал моего маршрута -- 1300 м) идет по узкому
ущелью ручья Узкого. Часто двигаюсь прямо по
руслу, стараясь не проламывать лёд и не ступать в
расщелины между камнями, засыпанные снегом. На
крутом взлёте путь преграждает нависшая ледяная
плита, под ней провалы, острые камни, мне никак не
протиснуться. Свободным лазанием, стараясь не
думать о возможности сломать ноги, преодолеваю
эту последнюю преграду на пути к заветной цели.
Может, уже
наступила зима? Снег не прекращается. На высоте 650
м все под его белым покровом. До Пегтымеля
остается 12 км. Решаю дойти до воды и там уже
пережидать непогоду. Тешу себя мыслью о хариусах,
о том, что теперь поплыву вниз. Из последних сил
добредаю до реки и с ужасом обнаруживаю, что она
здесь ещё совсем не сплавная: воды мало, а уклон
большой, да еще много проток. Рыбы тоже нет.
Расчистив кочки от снега, ставлю тент и мгновенно
засыпаю: все-таки 27 км с перевалом за день -- это
немало.
С утра снова снег.
Съела положенные 100 грамм гречки, приправленные
ложечкой топленого масла и сахара, и через 15
минут почувствовала неутолимый голод. От
недоедания очень холодно, и я не могу себя
заставить прикоснуться к ледяным металлическим
трубкам, чтобы собрать каркас каяка. Продуктов
осталось меньше килограмма. Грести и греться
можно и под снегом, но ведь здесь еще не поплывешь,
а брести в гидроштанах по ледяной воде меня
совершенно не прельщает. Лежу в спальнике и
чувствую, что ноги не отогреваются. Уже шесть
дней, как ботинки постоянно мокрые. Чувствую, что
могу заболеть. И тут меня осеняет: вчера я видела
недалеко разрушенный балок, может, удасться
найти там шкуру и сшить мокасины. Но нашла лишь
сосновые щепки и доски, развела под дырявой
крышей костер, высушила ботинки и почувствовала
себя человеком. Сейчас, дома, с высоты теплого
дивана, я все-таки удивляюсь, почему настолько
простая мысль о костре не пришла тогда в голову
первой.
НАВСТРЕЧУ
ОКЕАНУ
Начала сплав от 602
м над уровнем моря, пройдя вдоль реки всего 7 км.
Потеплело, снег остался лишь на верхушках гор. В
первый день из каяка выскакивала раз 30, проводя
его через мелкие перекаты. Удалось поймать
первых рыбешек: три маленьких мальмы. Предвкушая
вечернюю уху, уже наметила место стоянки на
ближайшей тундровой террасе и вдруг почуяла
запах дыма. Насторожившись, словно зверь,
выскочила на берег и, выискав в бинокль силуэты
пяти яранг, стала приплясывать от радости: "Я
буду есть!" Целый день я гостила у чукчей,
отъедалась мясом и лепешками. Меня снабдили
продовольствием, и я со спокойной душой
продолжила сплав.
Река часто
делилась на протоки, было много перекатов.
Быстрого сплава не получалось из-за встречного
ветра, тормозившего передвижение. Три дня
очередной непогоды я переждала в ещё одной
оленеводческой бригаде. Были на реке и несложные
пороги, длинные крутопадающие горки с
нагромождением камней, где приходилось искусно
маневрировать. Остроту моим ощущением придавала
невозможность быстрой просушки вещей в случае
оверкиля. Пегтымель почти на всём своём 300-километровом
протяжении течёт среди гор, и созерцание
окрестных пейзажей приводило меня в восторг. На
береговых обрывах в 60 км от устья сохранились
уникальные наскальные рисунки -- петроглифы,
самым древним из которых почти 4000 лет.
Вплываю в
Северный Ледовитый. Вернее, я ещё нахожусь в
дельте реки, но выраженное русло уже закончилось.
Позади остались низкие песчаные берега, только
километрах в трёх от меня впереди видна полоска
айсбергов. Их прибило на мель, и теперь они, как на
приколе, лежат за длинными песчаными косами -- за
будто очерченной по окружности полосой выноса
реки диаметром в десяток километров. Дальше
начинается океан, глубина. Я же качаюсь на крутых
частых волнах мелководного разлива. Восточный
встречный ветер крепчает, вёсла цепляются за дно,
я практически не продвигаюсь вперёд.
Вылезаю из каяка.
Восточно-Сибирское море здесь оказывается мне
ниже колен. Иду по дну, веду свой корабль на
поводу и радуюсь, что почти не вязко. Местами
настолько мелко, что даже мой плоскодонный каяк
приходится протаскивать по дну. А иногда
забредаю в глубину и перегребаю эти участки.
Очень холодно, быстро немеют кончики моих
чувствительных теперь к морозу пальцев на руках;
только в пешем движении, когда можно засунуть
кисти рук в рукава прорезиненной куртки, пальцы
отходят. Подошвы на кроссовках отслоились от
верха и черпают песок, затормаживая движение.
К вечеру я была
километрах в трёх от берега, от него меня отделял
лабиринт полусухих отмелей. Разогнавшись по
водной глади, я вытягивала лодочку на песчаную
перемычку, несколько метров она катилась по
инерции, а потом её приходилось тянуть рывками
изо всех сил, всем телом падая на веревку.
Стараясь петлять по более глубоководным
протокам, я всё же подошла почти к берегу.
До тундры
оставалось метров 500, но силы кончились. Пришлось
разгружать каяк, запихивать гермомешки в рюкзак
и нести его на коренной берег, В бинокль выискав
каяк, возвратилась за ним. Я шла к берегу, и теперь
ветер дул мне в бок. Почувствовав странные рывки
за спиной, оглянулась и изумилась: лёгкий
разгруженный каяк не волочился за мной на
верёвочке, а "шёл" сбоку вприпрыжку,
плюхаясь после каждого полного оборота на брюхо.
Добравшись до рюкзака, я на мгновенье положила
весло на отмель, его тут же развернуло по ветру, и
оно, поочередно перебирая лопастями, "зашагало"
от меня. Прыжком настигла "беглеца". Но этот
берег ещё не был безопасен. До линии прибоя, где
громоздились бочки и коряги плавника, было с
километр. Чтобы ночью каяк не унесло ветром,
загрузила его консервами и рыбой, а с необходимым
для ночёвки снаряжением, не без щемящего чувства
неуверенности в завтрашнем свидании с лодкой,
отправилась на поиски пресной воды и надёжного
ночлега.
Лавирую среди
огромных ледяных глыб. Льдины метра на два
возвышаются над водой. Волны подтачивают их на
уровне воды, поэтому многие имеют форму грибов на
тонких ножках. Иногда эти шляпки-махины
обламываются в воду, вызывая фонтаны брызг.
Тысячные стаи чёрных уток качаются на волнах,
нерпы с любопытством разглядывают меня своими
удивлённо-круглыми глазками.
Посёлок Биллингс
раскинулся на узкой галечной косе. Большие поля
спрессованных льдин не дают мне легко пробиться
к берегу. Петляю по лабиринтам узких проходов
километрах в двух напротив поселка, наконец,
причаливаю к здоровенной голубой льдине,
выползшей на сушу, задрав голову, здороваюсь с
рыбаком, стоящем на этом постаменте. Повертев
головой в поисках человека на берегу, рыбак,
наконец, обратил взор вниз, на воду. "Маршрут
закончен," -- подумалось мне.
Но это было не так.
14 октября я приплыла в посёлок, а на следующий
день сильно похолодало, навалило много снега и
началась настоящая зима. Океан замерз,
пространства между льдинами затянуло ровным
голубым ледком, проваливающимся под тяжестью
человека. В Биллингсе не было регулярной связи ни
с Певеком, ни с пос. Мыс Шмидта, вертолёт прилетал
сюда лишь для оказания срочной медицинской
помощи. До посёлка старателей Ленинградского, от
которого уже была дорога на Мыс Шмидта, -- 150 км по
побережью. Через неделю на попутном бульдозере с
прицепом я отправилась к Ленинградскому. Через 70
км бульдозер свернул в тундру, в бригаду
оленеводов, оставшиеся километры мне пришлось
топать пешком...
Подведу итоги. За
время путешествия поставлено несколько личных
рекордов: за два месяца своим ходом в одиночку
прошла 1055 км (без коэффициента извилистости), три
недели находилась в условиях полной автономии (не
встречала людей, а рации у меня вообще не было), на
транспортные расходы (включая перелеты Москва --
Анадырь) потратила 13 рублей и ... полтора месяца не
мылась. Надеюсь, последний рекорд легко смогу
побить, если удастся отправиться к Северному
полюсу с мыса Арктического. Жаль только, что туда
не летают попутные самолёты...
Размещается
на сайте АВП, в разделе "Творчество самоходных женщин"